— Боже праведный!.. Пришёл в себя. Как я молил Бога, чтобы ты был жив!.. И вот он услышал меня…
— Вот так хорошо, — проговорил Кирилл, когда ключник поднял его голову повыше. — Теперь… дай мне испить, — попросил он.
— Тебе водицы, а может… мёд есть.
— Не надо мёду. Воды, воды. Сухо во рту…
Изот опрометью бросился к камельку, радостный, что старец пришёл в себя. В черепок зачерпнул воды из ушата, поднёс к губам старика. Тот сделал несколько маленьких глотков. Вода пролилась с краешков губ на бороду.
Кирилл был очень слаб. Пока он пил, Изот поддерживал его голову руками.
Выпив воды, Кирилл бессильно опустился на прежнее место.
— Будет, Изот, — прошептал он. — Теперь удобнее положи голову на изголовье.
— Может, накрыть тебя? — суетился Изот. — Здесь холодно.
— Мне не холодно. Я весь горю.
— Как руки, ноги, тело? Не зашибся где?
— Не знаю, — ответил Кирилл. — Болит всё. Как через жернова пропустили… Ты сядь. — Старец хотел сделать знак рукой, но она не повиновалась.
Изот подвинул обрубок бревна, сел на него в головах наставника.
— Где мы? — спросил старец, поводя глазами по сторонам и оглядывая потолок погреба. — Не пойму…
— В скиту, отче. В кладовых.
— В кладовых?!
— Да. Скит сгорел, отче.
— Сгорел? — переспросил Кирилл. — Помню, пожар был… Сгорел, значит?
— Весь, отче, без остатка.
Кирилл несколько мгновений молчал, видимо, приводя мысли в порядок.
— Где остальные?.. Где Серафим, Пётр? — Он назвал имена своих келейников.
— А нет остальных, отче. Всех погубил огонь…
— Весь скит сгорел, — повторил Кирилл, ещё не сознавая всю тяжесть происшедшего. — И никого не осталось?..
Изот вздохнул:
— Никого не осталось, отче. Только ты да я. Да ещё младенец. Совсем махонький, грудной…
— Младенец?
— Дуняшки Столбовой сынок. Сама-то погибла, а младенца сохранила, спасла. Нашёл я её мёртвую… А младенец жив остался.
Старец на мгновение закрыл глаза, потом снова открыл и спросил:
— Как же ты спасся?
— Чудом, отче. Проснулся от гула, треска и, чудилось, криков. Бросился с оконцу, вижу — горим! Хотел выскочить, а дверь не открывается. О тебе подумал: «А как же отче?» Бросился в переход, а он огнём объят. Вот удалось в кладовые пробраться…
— Отчего же пожар? Не одна келья загорелась, а все, говоришь, вспыхнули, все сгорели?
— А слушай, отче! Пробрался я в кладовые, посчитал, что надо мне выбираться к погосту узким лазом. Дойдя до развилки, увидел свет в хранительнице. Кто, думаю, там может быть? Подошёл с опаской — и кого я увидел?
