Сколько времени просидел в забытьи, он не заметил. Очнулся тогда, когда понял, что продрог. Он поднял голову. Рассвет уже наступил. Скит догорел. От головешек тянуло гарью, едким дымом, языки пламени вспыхивали там и сям, пожирая всё, что не сгорело.
Изот поднялся, запахнул потуже кафтан и пошёл вдоль скита. Надежда, что он увидит кого-то из своих, не покидала его. Чёрная грязь из пепла, смешанная с подтаявшим снегом, хлюпала под ногами. «Хоть бы кто повстречался на пути, хоть бы увидеть не живого, так мертвого», — печально размышлял он. Но пожарище было пустым, как прежде.
Однако в центре скита, где была площадь, он наткнулся на несколько обгоревших трупов, троих мужчин и двух женщин. Они лежали в позах, в которых застала их смерть, со скрюченными руками, вцепившимися в землю, невдалеке друг от друга. Женщин он узнал: Анастасию Фролкину и Пелагею Андрееву. Из мужчин опознал только Семёна Статникова. Лица других двоих были настолько обезображены огнем, что узнать их было невозможно. На них не было никакой одежды, кроме нательного белья.
Изот поднял блеснувший в грязи предмет. Это был золотой потир старинной работы. Он присмотрелся внимательней и рядом обнаружил вдавленный в пепел серебряный крест, кадило, мелкие предметы церковной утвари. Женщины прислуживали в церкви и когда начался пожар, видно, решили забрать из пылающего здания и унести всё ценное, но не сумели. Огонь их настиг. Невдалеке Изот подобрал остатки полуобгоревшего мешка, из которого высыпались увиденные им предметы. Он перенёс трупы на сухое место, положил их рядом и пошёл дальше.
Подойдя к центральным воротам, вернее, к тому, что от них осталось, увидел, что несгоревшая верея с воротиной была наискось подпёрта большим бревном. Он столкнул бревно в сторону. Полусгоревшая створка ворот распахнулась, жалобно скрипнув. Он понял, почему не мог выбраться из своей кельи на улицу — грабители во главе с Филиппом сначала заперли все входы и выходы, а потом запалили скит со всех сторон, а сами во время всеобщей паники проникли в хранительницу.
Из века в век, начиная с патриаршества Никона, когда произошёл раскол церкви, староверы копили богатства — дары бояр, имущество приходов, чудом спасённое от разграбления, — чтобы не угасла древняя вера в нищете и ничтожестве. Когда было туго, узорочье, золото и серебро шло на потребу братии, давая ей возможность выжить в лихую годину то ли от гонений, то ли от голода или моровых поветрий. За многие годы изрядно опустела казна, но занятия торговлей и промыслами пополняли её. Никогда ничья рука не покушалась на достояния скитников.
