— Срок подходит. Собрал оброк? — И упёрся взглядом в лицо Пестуна.
Пестун не отвёл глаз и твёрдо сказал:
— С большим трудом. Людишки разбегаются. Всё труднее становится жить…
Барин глубоко затянулся.
— Я тебя поставил на это дело, с тебя и спрос. Чтоб завтра была моя доля.
— Да не извольте беспокоиться, — ответил Пестун. — Когда я не отдавал в срок… Всё будет исполнено. Своё заложу, а вас в накладе не оставлю…
— То-то, — промычал барин, не вынимая мундштука изо рта.
— Чего еще прикажете?
Барин с полминуты думал, потом налил в рюмку водки, опрокинул в рот и, не закусывая, громко отрыгнув, проговорил:
— Говоришь, трудно стало?
— Трудно. Верные люди, кто Богу душу отдал, кто в бега подался, а новых, где сыскать?
— По лету пошлёшь верных мужиков в скит. Пусть всё там перероют, но найдут клад староверский. Должен он там быть раз писано на пергамене. Зря они не стали бы писать. Он где-то там. Не оттягивай этого дела. Отвечаешь за него головой.
Пестун наклоном головы показал, что понял слова барина и спросил:
— Прикажете самому ехать за сундуком?
— На людишек надежда маленькая, если найдут, разворуют. Ну а ты не допустишь.
— В этом уж не сумлевайтесь. — Пестун вторично наклонил голову.
— Меня радует, что мы отправили этого скитника Изота в места не столь отдалённые, как говорят, — продолжал барин. — Теперь он не станет чинить препятствий в нашей затее с сундуком…
— Это уж непременно, — подтвердил Пестун и спросил: — Его уже осудили?
— Осудили. Без проволочек.
— И надолго?
— Для него и нас достаточно. На двенадцать лет.
— Ого. — Пестун присвистнул. Но тут же умолк, увидев недовольное лицо барина.
Барин шевельнулся в кресле, вынул из жилетного кармана золотые часы на массивной жёлтого цвета цепочке. Открыл крышку. Раздалось мелодичное звучание. Барин незаметно вскинул глаза, посмотрел на Пестуна, чтобы увидеть, как разгорелись глаза у содержателя постоялого двора при виде этих часов.
Он то открывал крышку и наслаждался переливчатой мелодией, то вновь закрывал. Наконец отцепил цепочку, щёлкнул крышкой часов и протянул их Пестуну:
Возьми!
Тот не понял.
Чего изволите?
— Бери, дарю!
Пестун обомлел:
— Мне?
— Тебе.
Пестун протянул робко руку, сам не веря своим ушам и глазам и думая, что барин подвергает его испытанию.
— Бери, бери, — продолжал барин. — Дарю от чистого сердца. Я видел, как они тебе нравились. Ты их заслужил.
Пестун грохнулся на колени, схватил жирную руку барина с увядающей кожей и прикоснулся к ней губами.
