Увидев мадам де Кайлю, монарх ласково обратился к ней:
— Графиня, я хотел бы поставить те две тысячи луидоров, что выиграл у вас на днях, если не откажетесь сыграть со мной партию. Думаю, выиграю снова…
— Сир, — ответила та, — мне, право, не жаль двух тысяч. Честь, которую оказывает мне ваше величество, стоит дороже.
Государь тем временем уже повернулся к мадам де Леви:
— И вас, сударыня, прошу присоединиться к моим противникам.
— Нет большого несчастья, сир, чем бороться против вас. Предпочитаю быть вашей союзницей.
— Спасибо, мадам. До скорого свидания, сударыни. До скорого свидания.
Людовик вышел, придворные последовали за ним.
Вдруг господин де Жюссак заметил маленького человечка, кругленького и низенького, на коротких ножках, который был обвешан лентами и мишурой не хуже деревянного идола на праздничном шествии. Этот человечек, казалось, сморщивался, сплющивался, складывался, протискиваясь с бесконечными поклонами в сверкающую толпу, двигавшуюся по пятам за государем.
— Ах, вот оно что! — сказал себе Элион. — Узнаю этого забавника… Да-да, точно, черт возьми!.. Это же владелец «Рощи Амафонта»…
— А вы что, уже бывали у него? — весело осведомился товарищ по полку.
Барон открыл было рот, чтобы сказать: «Дрался в этом заведении на дуэли», но вовремя вспомнил предостережения господина де Бриссака и прикусил язык.
— Видел его на пороге гостиницы, когда ехал из Парижа в Версаль.
Галерея мало-помалу пустела, и можно было разговаривать свободнее.
— На кой черт этот хвастун пришел сюда? Что ему здесь надо? — спросил Элион.
— Вы, наверное, не знаете, какая у него профессия? — ответил другой гвардеец.
— Профессия? Какая профессия? Знаю.
— Да-да, он владелец гостиницы и заведения любви. А это дело довольно прибыльное. Однако вы слышали о покойном господине де Лаварене?
— Нет. Кто же он был?
— Этот достойный господин не имел себе равных в искусстве передавать любовные записочки, несмотря на надзор отца, матери или супруга, торжествуя над щепетильностью самой суровой добродетели…
Наш провинциал сделал гримасу.
— Предпочитаю думать, что его предки совершали подвиги другого рода…
— Синьор Кастанья — наследник Лаварена. Когда воздыхатель хочет отправить нежное послание даме сердца, когда пастушок склоняет свою пастушку к некоему тайному свиданию, чтобы порезвиться, он доверяет только этому гонцу любви. Даже Меркурий, вестник богов, не проявлял больше сообразительности, ловкости и красноречия.
— Ну что ж, возможно!..
