Крестник Арамиса | страница 3
В момент знакомства с читателем нашему герою уже перевалило за девяносто. Его супруга, баронесса, давно умерла, оставив ему сына, — соседи из почтения называли юношу господином баронетом, хотя согласно аристократической иерархии он имел право лишь на титул шевалье, который мы ему и присвоим, не имея, в отличие от друзей его отца, никаких оснований льстить ему.
Старый де Жюссак держался еще твердо и прямо, когда его не мучила подагра. Это был крупный старик с мощной грудью, широкими плечами, массивным лысым черепом цвета кирпича и буйно пылающими щеками, привыкший жить на свежем воздухе и позволявший себе раблезианское поклонение богине-бутылочке.
Густые черные брови барона, нетронутые сединой, нависали тенью над глазами — лета, однако, не погасили в них живости, они так и сверкали огнем среди бурых морщин. Усы и борода, подобно изображаемым в старинных романах на лицах воинов-победителей, топорщились вокруг алчно разверстого рта. Плотный двойной подбородок соединял с тучной шеей лицо старого вояки (или деревенского Бахуса), которое отнюдь не являло рыцаря без страха и упрека и ни в малой степени не отражало преданности и благородства Жанны д’Арк, изгоняющей Генриха VI из Франции.
Что касается баронета, то бишь шевалье, Элиона де Жюссака, законного наследника вотчины Эрбелетты, то ему только что исполнилось девятнадцать. Он обожал отца, тот отвечал взаимностью. Когда старик смотрел на сына, лицо его, мрачное от морщин, словно покрытое тучами, оживлялось заботой и тревогой, и выражение нежности и умиления смягчало суровые черты… Самые разнообразные чувства волновали старого сеньора. Он то начинал скрести затылок, то щипал ухо, то чесал нос или тер подбородок, спрашивая себя: «Дьявольщина, что же мне делать с этим большим мальчуганом?»
Больше всего сеньор де Жюссак любил проводить время в нижнем этаже башни, о которой уже упоминалось в наших записках. Там мы его и найдем, в широком кресле-качалке, возле большого увитого плющом окна, выходящего на парадный двор.
Хотя уже почти столетний старик, этот неутомимый Немврод, при любых обстоятельствах, во всякое время года был одет так, будто собирался затравить оленя, загнать кабана, застрелить волка или поднять лисицу.
Сегодня, как, впрочем, и во все другие дни, на нем был просторный замшевый плащ, местами протершийся и почерневший от портупеи, и панталоны из толстого бурого сукна, скроенные по моде прошлого столетия. Серая полотняная рубашка, обтягивающая довольно выпуклый живот, выглядывала из-под плаща, украшенного кожаным поясом со стальной пряжкой. На столе лежала фетровая шляпа, выгоревшая на солнце и неоднократно омытая дождями, а рядом — хлыст, охотничий рог, нож и замшевые перчатки с широкими отворотами. Казалось, ревностный охотник сейчас помчится верхом в лес; вот только шерстяное одеяло, в которое были закутаны его нош, и пирамида подушек под ними, свидетельствовали о том, что подагра удержит его дома.