— Нет, матушка княгиня, она привыкла, — отвечал Разин.
— А все ж, чаю, плачет по отцу, по матери.
— Поплакала малость прежде, а ноне нет.
— Ах, глупая я! — спохватилась княгиня. — И невдомек мне послать ей гостинца.
Разина это, видимо, тронуло. Княгиня же между тем взяла серебряный поднос, наложила на него прекрасных груш, винограду и других, большею частью восточных, сластей: кишмишу, рахат-лукума, изюму, винных ягод и пр.
Тогда Разин подозвал своего персидского толмача, Хабибуллу, который был в числе его послов у шаха, приказал отнести поднос с гостинцем на его струг и вручить от имени княгини Заире Менедовне, как он называл свою пленницу при других.
Черные восточные глазки Хабибуллы почему-то блеснули радостью, когда он принимал поднос из рук княгини.
— Кто идет? — раздался оклик с атаманского струга, когда в темноте на его сходни стала подниматься какая-то темная фигура.
— Это ми, Хабибулла с гастынцам, — отвечал гортанный голос.
— А! это ты, Хабибулка! с каким гостинцем? ко мне?
— Нэт, Иван Петровичам, не тебе, а ханым Заир Менеды.
— Какой гостинец?
— Кишмиш, инджир, рахат-лукум, грушам.
— От кого? от батюшки Степана Тимофеевича?
— И от батушка, и от матушка.
— От какой матушки?
— От самово княгин, от матушка воеводиха.
— А что атаман?
— Атаман скучил, ничаво не едил, ничаво не пил, толка хадыл и молчил.
— А наши ребята пьют здорово?
— Ай-ай как пиют! всо большим кавшам.
Это разговаривали посланный Разиным к Заире с фруктами и другими сластями его толмач, персианин Хабибулла, и есаул Разина, Ивашка Черноярец, остававшийся на атаманском струге в качестве охранителя прекрасной персианки.
— А что ханым скучил адын без батушка? — спросил Хабибулла.
— Вестимо, скучает, — отвечал есаул.
— Тэперь нэ будыт скучил.
И Хабибулла направился к роскошно убранной горенке Заиры, откуда светился огонек.
Заира сидела на богатом персидском ковре с брошенными на него шитыми шелками подушками и играла с маленькой белой собачкой, которую она учила служить на задних лапках.
Робко вошел в уютную светличку Хабибулла и, припав на одно колено, поставил перед Заирой поднос с фруктами.
— А это ты, Хабибулла, — сказала персианка на своем родном языке. — От кого это?
— От княгини, от супруги воеводы, — отвечал Хабибулла тоже по-персидски и приложил руку ко лбу и к сердцу.
Прелестное личико Заиры зарумянилось. Она поправила на шее нитку жемчугов и в смущении спросила:
— А разве княгиня меня знает?
— Вероятно, знает от батюшки Степана Тимофеевича, — был ответ.
