— Да как тебе сказать, — замялся Борис. — Это особь статья… В моем далеком детстве, когда мне было шесть лет, мать отдала меня в музыкальную школу. У меня, к несчастью, обнаружили абсолютный слух и приняли в класс скрипки. Музыкалку я окончил. А после этого навсегда забросил на антресоли свою скрипочку, на которой пропиликал всю свою юную жисть, не решаясь обидеть мать.
— Так ты играешь на скрипке? — живо заинтересовалась Зина, подвигая свой стул поближе к Борькиному. — Надо же…
— Играл, — уточнил он. — Больше не притрагиваюсь. Родительские амбиции и ихнее тщеславие не совпали с моими настроениями и желаниями. Оно часто так бывает. Расскажу тебе одну историю. Она подтверждает версию о том, насколько силен бренд и как давно его изобрели. Это отнюдь не порождение нашего века. К молодому Страдивари, ученику великого Амати, предшественнику Страдивари в деле создания эксклюзивных скрипок, пришел человек и предложил за его скрипку две золотые монеты. Страдивари, изумившись, сказал: «Но за скрипки Николо Амати платят тысячу золотых!.. Или вы считаете, что мои скрипки хуже?» Покупатель ответил: «Если честно — ваши скрипки лучше! Но вы просто не столь знамениты, как Амати. А он известен всем и каждому. На его скрипках красуется его имя. Поэтому ему и платят по тысяче. Я бы и за вашу скрипку дал тысячу — она того стоит, — если бы на ней стояла надпись «Амати». Зиночка улыбнулась:
— Да, это интересно…
— Вот шел к вам в первый раз, когда тебя провожал, и приметил рядом старый дом, на нем табличка: «Охраняется государством». Сегодня опять иду к вам и вижу: этот дом снесли. Вот тебе и вот… Больше уже, стало быть, не охраняется… И так все в нашей жизни, скоротечной и бездарной!
Борис задумался, озадаченно рассматривая Ляльку. Она с чувством собственного достоинства уплетала салат, довольно умело для своих лет пользуясь ножом и вилкой.
— Как ты относишься к картошке? — спросила Зиночка.
— Положительно! Поэтому положи. Наверное, каждый из нас проявляется яснее всего во время еды, — задумался вслух Борис. — А ты не боишься давать ей нож? Пардон, конечно…
Зиночка безмятежно махнула рукой:
— Я даже вино ей давать не боюсь! Акселевич изумился:
— Вино?! Ишь ты подишь ты… А зачем? Такой малявке…
— Пусть приучается.
— Ха! К чему? К пьянству? — Борис удивлялся все сильнее.
— Не преувеличивай, — поморщилась Зина. — Чуть про вино — и сразу пьянство!
Она налила на самое донышко рюмки красного вина, развела его водой и дала пососать дочке. Та выпила свою капельку с удовольствием.
