– Марк!
– Чего?
– Что ты имел в виду, когда говорил, что Луизу едва не отобрали у меня?
– А она тебе ничего не рассказывала?
– Когда? Во время боя? Во время нашей головокружительной посадки? Или, может, когда мы, будто очумелые, гребли песок из-под брюха завязшего планетохода? За те пару суток, которые минули с момента нашей встречи, наедине мы оставались всего несколько коротких минут.
– Понимаешь, я сам особо не в курсе. Моришаль как-то сказал…
– Хватит темнить. Раз начал, так договаривай.
– Ну, еще дома, на Корсике… – Грабовский терялся, с чего начать. – Пока Луиза лежала в госпитале и находилась без сознания… Короче, туда и заявились агенты «Архангела».
– Стоп! Луиза была в госпитале, да еще и без сознания?! Что с ней произошло?! – В голосе Строгова слышалась нешуточная тревога.
– А ты готов это услышать и не перевернуть планетоход вверх тормашками?
– Говори.
По интонации друга Марк понял, что подготовил его к тяжкому испытанию.
– Она потеряла ребенка.
Грабовский внутренне подобрался, ожидая, что вот-вот придется уворачиваться от кусков вдрызг разбитой приборной панели. Однако летели секунды, за ними ползли минуты, а Великий Мастер даже не шелохнулся. Он походил на робота, у которого от короткого замыкания расплавился главный процессор. Быть может, именно аналогия с перегоревшим электроприбором и заставила разведчика заговорить первым. Протянув руку, он толкнул Николая в колено.
– Э… Ты в порядке?
– Ребенок… Я не подумал, что у нее мог быть ребенок. – Строгов говорил сам с собой. Это был бесстрастный голос человека, находящего под глубоким гипнозом.
Грабовский от удивления даже открыл рот. Он прекрасно знал своего друга. Благородный, чуткий, горячий сердцем рыцарь без страха и упрека. И вдруг полное отсутствие эмоций, причем по поводу таких ужасных и мучительных событий. Ведь речь идет не о ком-нибудь, а о его собственном ребенке. В душе Грабовского вскипело справедливое негодование.
– Ник, это был твой ребенок!
Разведчику стало не по себе, когда на него уставились горящие лазуритово-синие глаза.
– Плохо, очень плохо.
– И это все, что ты можешь сказать?
Марк не мог понять, что творится с Николаем. Пару минут назад тот искренне волновался за свою подругу, был живым чувствующим человеком, и вдруг… Вдруг такая перемена. Ни дать, ни взять – Терминатор, Железный Дровосек без сердца!
– Она что-нибудь помнит?
– Не знаю, мы с Луизой это не обсуждали. – Вопрос Мастера еще больше разозлил Грабовского.
