Была назначена проверка, которая обнаружила недостачу. Но чем была вызвана эта недостача: неправильным хранением или злым умыслом той же сторожихи, комиссия разбираться не стала.
Так или иначе, но состоялся суд, и отец был признан виновным. Потом заболела мать, но, прежде чем лечь в больницу, отдала его в детский дом — это по тем временам была единственная возможность спасти мальчика от голода.
В детдоме он натерпелся. Каким-то образом стало известно, что у него есть мать и отец. Другие дети на него косились — у них родителей не было. Так впервые в своей жизни он оказался непонятым.
В тринадцать лет он бросил школу и подался в ремесленное училище, а в четырнадцать попал в колонию для малолетних преступников. Там его характер сформировался окончательно, разумеется, не без участия и влияния ребят постарше и поопытнее — тех самых, кого породила война и первые годы после нее.
Мать к тому времени умерла, а отец женился на женщине с тремя детьми мал мала меньше. Когда он вернулся из колонии, отец предложил ему поселиться с ними, однако жить вшестером сын не захотел…
Он устроился на курсы шоферов, поселился в общежитии, и, возможно, что жизнь его и наладилась бы, но тут его повстречал старый «дружок», и все опять пошло вкривь и вкось: загородные пьянки, веселые безликие девочки и… сомнительные поручения покровительствующих «друзей».
Казалось бы, мог спасти призыв в армию, но он уже был достаточно испорчен, озлоблен и по-своему независим.
После демобилизации он сам потянулся к прежней беззаботной жизни, нашел старых знакомых. Те приняли его как родного, и колесо завертелось в прежнем направлении. Но теперь уже он не был мальчиком и при реализации очередной идеи потребовал к себе отношения как к равному. Ему отказали, но он проявил настойчивость. Ему пригрозили, но… это было ошибкой. В короткой схватке он — может быть, не совсем сознательно — лишил жизни другого человека…
Впрочем, тот человек, а точнее, недочеловек, сам угрожал его жизни при помощи огнестрельного оружия. А поэтому суд признал пределы необходимой самообороны частично уместными. Но, с другой стороны, убийство есть убийство.
Он снова оказался за решеткой и отсидел положенное от звонка до звонка. А когда вышел, оказалось, что умер отец, а больше у него никого не было. Дальних родственников он не знал да никогда ими и не интересовался.
В тех кругах, где он вращался ранее, авторитет его заметно повысился, но он не вернулся туда. И не потому, что решил встать на честный путь — туда, как он считал, ему дорога заказана, — а потому, что прежние знакомцы для него теперешнего были мелки. Он все чаще подумывал о большом серьезном «деле» и осторожно искал компаньона.
