Чистое, ничем не замутненное изумление охватило герцога, едва он взглянул на самое необычайное, самое провокационное полотно, какое когда-либо представало его взору.
Простой, но изящный рисунок изображал нагую женщину в полный рост. Та стояла, разведя ноги, повернув голову вбок и прислонившись к плечу скрытого за ней мужчины. Ее длинные темные волосы развевались так, что лица не было видно, а руки тянулись к плечам мужчины. Тот, склонив голову, прижимался губами к ее голой шее и свободно обвивал ее руками. Одна ладонь сомкнулась вокруг груди, играя с соском, а другая врезалась в темный треугольник завитков между ног, причем кончики пальцев тонули в ее нежном, женском тепле.
Ян отступил на шаг, завороженно глядя на восхитительно красивый рисунок. Он ни в коем разе не назвал бы себя знатоком искусства, но ему было совершенно очевидно, почему Виктор Бартлетт-Джеймс стал сенсацией. В рисунке чувствовалась рука мастера, а предмет, хоть и носил явный эротический характер, так изысканно изображал позу, что не создавалось ощущения распущенности.
В самом деле, чем больше он вглядывался в каждый тонкий штрих, в фигуру женщины, подобную песочным часам, в сильные руки мужчины на ее теле, в его нежный поцелуй и скрытые черты ее лица под разметавшимися волосами, тем сильнее восхищала его картина. Как и задумывал художник. Ян почувствовал, что наливается внезапным желанием. И не только оттого, что смотрит на столь пикантную картину, но и от мысли, что леди Чешир тоже видела ее и, вероятно, с таким же томлением изучала каждую деталь. Именно образом Виолы, физически возбужденной этой работой, увлеклось воображение Яна. Сами по себе в голове замелькали вопросы: какой она была в постели с мужем вдвое старше себя, удовлетворял ли ее мужчина, за которого она вышла, как она снимала сексуальное напряжение теперь, без него и без других мужчин, способных воплотить ее фантазии?
Потянувшись за бокалом виски, Ян осушил его одним глотком, потом повернулся, обошел кресло и встал у окна, навалившись плечом на раму, скрестив на груди руки и устремив взгляд в черноту безлунной ночи.
Герцог несколько досадовал на себя. В своих рьяных поисках справедливости он упустил из виду, что может столкнуться с иной Виолой Беннингтон-Джонс, скрывающей собственные чувственные тайны. Что девушка, которую он знал пять лет назад, может превратиться в пылкую, искушенную женщину. Виола не просто стала старше, она сделалась независимой вдовой, и теперь ею не так просто будет помыкать. Но она не переборет собственной сексуальности. Тот, кто однажды вкусил плоды страсти, уже не сумеет навсегда отказаться от их сладости.
