— А она тебя любила? — жадно спросила я.
— Любила, — вздохнул Марк с легкой ноткой самодовольства. — Родители бы меня не осилили. Но на втором курсе с Любкой случилось что-то вроде нервного срыва, она оказалась в Бехтеревке. Я, конечно, ее навещал. И там Люба мне заявила, что покончит с собой, если я на ней не женюсь. Она даже своему лечащему врачу сказала, что выпускать ее на волю нельзя, она немедленно с собой чего-нибудь сделает. Я таскался к ней в больницу почти месяц, а однажды представил, каково ей постоянно находиться за решеткой, посреди настоящих психов! И при следующей встрече сказал: пусть выздоравливает, поженимся. Ну, она быстренько пришла в норму. И мы поженились.
— А родители? — изумилась я.
— Нет, вот уж родителей я решил в это дело не впутывать! И Любу настоятельно об этом попросил. Сказал ей, что мои родители не одобрят студенческий брак.
А Любка, думаю, опасалась, как бы родители не узнали об ее отлежке в Бехтеревке. На учет ее не поставили, но, сама понимаешь, мои родители врачи, им бы не сильно понравилась невестка с психоневрологическим прошлым. Я бы им не сказал, но она опасалась. — Марк невесело улыбнулся.
Меня покоробила его улыбка, и я спросила:
— Ты на самом деле бросил ее, когда узнал, что она не может родить ребенка?
Тут Марк перестал улыбаться. Лицо у него сделалось злое и напряженное.
— Я рассматривал наш брак как временное явление, пока у Любы не окрепнут нервишки. Да, я понимал, что, если она родит ребенка, мне придется смириться и жить с ней до своей естественной кончины. И Люба это понимала, поэтому очень стремилась обзавестись потомством. Сразу стала бегать по врачам, проверяться. Кто-то ей сказал, что с детьми возможна проблема. Сперва Любка растерялась, а потом сообразила, что отсутствием детей можно шантажировать так же, как и их наличием. К тому времени я уже понял, что сотворил огромную глупость, и предложил ей расстаться. Вот тогда она придумала, что я бросаю ее, потому что она бесплодна. Дело опять покатилось к больнице. Я плюнул и перестал настаивать на разводе. А вместе мы к тому времени уже и не жили.
Марк замолчал, молчала и я. Друг на друга мы не смотрели.
— На что же ты рассчитывал? — первой нарушила я тишину.
— На что рассчитывал?! — вскинул голову Марк. — Знаешь, когда я был ребенком, я мечтал, чтобы в нашей квартире жил живой лев, как Кинг у Берберовых. А когда я был подростком, хотел обратиться в отдел образования, чтобы меня передали на воспитание в другую семью, потому что мои родители меня не понимают. И всякий раз в один прекрасный день я вдруг оглядывался на эти мечты и начинал хохотать над своей детской глупостью. Я очень рассчитывал, что вот так же и Люба однажды вдруг поймет, что наш брак с самого начала был утопией, посмеется над собой, и мы с ней дружно пойдем разводиться. Этим летом она очень долго гостила у родителей в Сан-Диего, и почему-то я был уверен, что она вернется оттуда совсем с иным настроем. Но видимо, я ошибался.
