На протяжении многих лет все верили, что этот разговор происходил в точности так, как его описала Норма Джин. Но даже если бы и нашелся кто-нибудь, поверивший в ужасающее, безжалостное безразличие мужчины по отношению к собственной дочери, все равно остаются некоторые сомнения. Во-первых, сама Норма Джин признала, что человеком, с которым она связалась по телефону, не был мистер Мортенсен, но она никогда не открыла Джиму ни фамилии, ни места жительства своего собеседника. Во-вторых, отсутствуют доказательства того, что Глэдис когда-либо разговаривала с дочерью о ее отце (если она вообще знала, кто им является), а Грейс никогда не вдавалась в открытые рассуждения на данную тему. В-третьих, Доухерти не слышал голоса мужчины, доносившегося из телефонной трубки, а Норма Джин никогда не приводила деталей якобы состоявшегося разговора. В течение последующих семи лет подобный эпизод повторился по меньшей мере дважды: всякий раз Норма Джин предпринимала попытку вступить в контакт со своим отцом в присутствии лица, в сочувствии и поддержке которого она в тот момент была весьма заинтересована; в данном случае по ее просьбе Доухерти пришлось продержать ее в объятьях несколько часов подряд.
Существует большая вероятность того, что это была одна из ее очередных «игр в притворялки», с помощью которой Норма Джин хотела пробудить сочувствие к себе и найти утешение. Подобное случалось и позднее: всякий раз, когда она испытывала страх, что ее покинут, Норма Джин изображала из себя одинокого, брошенного ребенка. В принципе говоря, она была незаконнорожденной — и это в те времена, когда общество решительно и без колебаний клеймило такого рода случаи. Вплоть до самого конца жизни и даже через много лет после того, как она открыто призналась в том, что родилась в результате внебрачной связи, Мэрилин Монро принимала свою участь нагулянного ребенка, бастарда, с полным достоинства унижением. В общем не особенно важно, действительно ли Норма Джин пыталась связаться с мужчиной, о котором говорила, что тот является ее отцом; с таким же успехом это могло быть одним из ее наиболее убедительных и впечатляющих представлений. Но знаменательным является тот факт, что в некоторых ситуациях, когда Норма Джин опасалась оказаться брошенной, она тут же «звонила отцу». Независимо от того, скрывалась ли за этой манерой поведения истина или нет, такая тактика приносила результат: Норме приходилось напоминать окружающим о своем потерянном детстве, о страшной пустоте в ее прошлой жизни, о том отвержении, которое навсегда нанесло ее чувствам неизлечимую рану. «Утешьте меня», — словно бы говорила она каждым своим жестом, и это давало эффект.
