Через пять лет Леон Шемрой сказал:
Когда я впервые увидел ее, то подумал: «Эта девушка станет второй Харлоу!» Естественная красота плюс неуверенность придавали ей какой-то таинственный вид... У меня по спине пробежали мурашки. В девушке было нечто такое, что в последний раз довелось видеть в немых фильмах. Она была фантастически красива, напоминая в этом смысле Глорию Свенсон...>[95]и обладала кинематографической сексуальностью как у Джин Харлоу. Каждое ее движение на сцене было пронизано сексом. Ей не нужна была звуковая дорожка — она создавала ее своей игрой. Эта девушка продемонстрировала нам, что в состоянии возбуждать у своих зрителей все пять чувств.
Либо во время уик-энда, либо в следующий понедельник отснятый материал был показан Зануку, одобрение которого было необходимо, если ей намеревались предложить контракт. Сложилось так, что Занук не очень-то загорелся при виде Нормы Джин, и так произошло потому, что она никогда и нигде не играла — ни единой роли, даже в каком-нибудь любительском представлении, — а также никогда не училась актерскому мастерству. Занук, который лично предпочитал брюнеток в стиле Линды Дернелл>[96], считал также, что в лице Бэтти Грейбл студия располагает достаточным количеством блондинистого сексапила. В любом случае, он не заметил в ней того огня, который зажег и распалил его коллег. Но уступка Лайону и Шемрою не была связана для него ни с каким риском. Договорно-юридический отдел киностудии получил указание подготовить контракт, и во вторник, 23 июля, пополудни Хелен Эйнсворт встретилась со своим студийным коллегой Гарри Липтоном, чтобы представить тому новую клиентку Национальной корпорации концертирующих артистов.
Норме Джин был предложен стандартный договор без каких-либо оговорок, исключений или поправок. Ее постоянная ставка, которая выплачивалась невзирая на то, работает она или нет, должна была на протяжении шести месяцев составлять семьдесят пять долларов в неделю с правом студии возобновить контракт на следующие полгода при увеличенном вдвое вознаграждении. Ее судьба должна была теперь зависеть не столько от таланта, сколько от того интереса, который она сумеет возбудить в насчитывавшем девяносто человек отделе прессы и рекламы этой киностудии. Эти «пресс-атташе», как их называли, занимались пробуждением публичного интереса к актрисам, размещали сообщения о них в газетах и журналах, предназначенных для поклонников-фанов, и привлекали внимание наиболее влиятельных и имеющих самое высокое положение обозревателей и авторов собственных газетных колонок, посвященных кино: Хедди Хоппера и Лоуэллы Парсонс, Уолтера Уинчелла и Сиднея Сколски. За них, равно как за журналы «Фотоплей», «Современный экран», «Серебряный экран» и ряд других, шла борьба, и всяческой лестью этих законодателей киномоды пытались склонить к тому, чтобы они ускорили карьеру определенных актеров. Власть их была в самом буквальном смысле безграничной.
