Бар представлял собой темную комнату с рваными шторами и неказистым столом посередине. Обычно за столом сидели двое татуированных юношей и два старика — все они пили пиво с Ллойдом. Рини была за барменшу — приносила кружки на оловянном подносе. Она же меняла пластинки; музыка была громкая и мерзкая, но мужчин это вполне устраивало. Они были неразговорчивы, выглядели замученно и, пожалуй, даже нездорово.
Но Рини была на удивление жизнерадостна и гостеприимна. Отель зарос грязью, еда была неописуема, а в ресторане пахло мочой, но Рини радушно всех встречала и болтала без умолку; она уже прикидывала, как наведет в отеле порядок. Своего Ллойда она видела насквозь — сама знала, что он ворчливый старик, любящий приврать. «Не берите в голову, расслабьтесь, возьмите еще порцию», — говорила Рини. Она была настроена конструктивно, но запущенность отеля превышала ее силы. «Это Пол, он из Америки», — объявила Рини, подмигнув мне. Осознав, что я — предмет ее гордости, я впал в беспросветное уныние.
Как-то вечером Рини познакомила меня с Элли. Элли, уроженка Суонси, была тучная и красноглазая, с щербатым ртом, веснушчатым носом и скрипучим голосом. «Ох уж это Суонси, — говорила она, — ну просто болото». Элли была пьяна — а также глуха в том смысле, что алкоголь иногда отшибает слух. Рини говорила об Америке, но Элли продолжала что-то бормотать про Суонси.
— Ну, мы хотя бы не жадины, — говорила Элли. — Да, мы деньги считаем, но карды — вот это жадины.
— Она о нас говорит, — сказала Рини. — Карды — кардиганские. И верно, мы еще прижимистее шотландцев.
Элли сморщила лицо, передразнивая кардиганских жадин, а затем потребовала от меня объяснений, почему это я трезвый — и призвала в свидетели болезненных молчунов, которые уставились на нее тупыми влажными глазами. Элли была одета в мешковатый серый свитер. Допив свою пинту пива, она вытерла о свитер ладони.
— Ну, а вам как они — карды? — спросила она.
— Милейшие люди, — сказал я, пробурчав про себя: «Дикари».
Наступила полночь, а выпивающие не расходились.
— Пойду наверх, — сказал я.
— Тут ни один номер не запирается, — сообщила Рини. — Потому и ключей нет. Понимаете?
Элли вставила:
— Эх, Рин, тут же тихо-спокойно!
— Слишком спокойно, блин, я бы сказала, — отозвалась Рини. — Чтобы ночью повеселиться, надо в Сондерсфут ехать.
До Сондерсфута было тридцати три мили.
— Чего ты, Ллойд? — спросила Рини, увидев, что Ллойд заухмылялся.
— Он боится, — сказал Ллойд, подразумевая меня.
