Я сказал:
— Может быть, в другой раз.
— Я никуда не денусь, — отозвалась она со слегка печальным смешком.
В Оллерфорде имелся старинный мост. Я прошел мимо него и углубился в лес, срезая угол, поднимаясь к холму под названием «Маяк Селуорти». Лес кишел певчими птицами — дроздами и славками; потом я услышал голос, который ни с каким другим не перепутаешь — кукушка! Четко, точно механическая птица из ходиков, она отсчитала пятнадцать часов. Солнце пригревало, склон был пологий, жужжали шмели, дул ласковый ветерок, и я подумал: «Ага, вот что я искал, выйдя сегодня утром в дорогу — хотя вовсе не подозревал, что обрету это именно здесь».
«Все путешественники — оптимисты», — продолжал я размышлять. Путешествие вообще сродни оптимизму в действии. Я всегда странствовал с мыслью: «Все у меня будет хорошо, везде мне будет интересно, что-нибудь для себя открою, ноги не переломаю, на грабителей не наткнусь, а на исходе дня найду славное местечко для ночлега. Все будет чудесно, а на худой конец, достойно внимания — не пожалею, что покинул дом и пустился в дорогу». Иногда все оправдывает погода — даже моросящий дождик в Девоне. Или пение птиц в солнечный день, или звук собственных шагов по каменистой тропинке, ведущей под гору (думал я, спускаясь по Норт-Хиллу мимо полян, заросших ярко-лиловыми азалиями). Преодолевая горбатые холмы, я направился дальше к Майнхеду.
На востоке, за серой полосой песка со множеством луж — в час отлива море отступило на полмили — я увидел пестрые флаги «Лагеря Батлинз»[13] в Майнхеде и пообещал себе, что непременно туда наведаюсь. Первый приморский лагерь отдыха я увидел в Богноре, и мне стало любопытно, что происходит за его забором, но всякий раз я лишь проходил мимо несолоно хлебавши. В лагеря отдыха просто так не зайдешь на минутку. Они окружены оградами, достойными тюрем, с завитками колючей проволоки поверху. Патрули со сторожевыми собаками, таблички «Берегись» с черепами и костями, нарисованными по трафарету… Главные входы охранялись. Они были оборудованы турникетами и полосатым шлагбаумом, который поднимали далеко не перед каждым автомобилем. Постояльцы «Батлинз» входили на территорию, предъявляя пропуска. Все это отчасти напоминало мне Джонстаун[14].
Строгие меры безопасности распаляли мое любопытство. Что же там происходит такого особенного? За железной сеткой забора ничего толком видно не было: в этом «Батлинзе» я рассмотрел лишь так называемое «Гребное озеро», здание дирекции и несколько сонных фигур в шезлонгах. Территория лагеря, очевидно, была очень велика. Позднее я выяснил, что он рассчитан на четырнадцать тысяч человек. Почти вдвое больше, чем постоянное население Майнхеда! Лагерь именовали «Батлинленд», уверяя: «Там есть все, что только душе угодно».
