– Не ходи завтра на встречу, – сказала она, тут же посерьезнев. – Будет беда. Много людей, много крови, много мундиров.
– Я не могу не пойти. Это важно, – сухо сказал Криель, отворачиваясь.
– Я вижу смерть, – тихо, вся как-то сжавшись, промолвила девушка, и ее нежное, кукольное личико накрыла тень.
Криель вздрогнул и, прищурив глаза, снова взглянул на своих подчиненных. Сован сидел, как и прежде, боком к нему, глядя в темноту за окном. Молодой, но не по годам шустрый Му, которого он недавно забрал из провинции и приблизил к себе, жадно смотрел на своего благодетеля, ловя каждый взгляд. Одышливый, неповоротливый Ванна вытирал платком потный лоб, его залысины блестели.
Возможно, это именно то, что тревожит его? Возможно, девочка почувствовала это острее? Он ласково взглянул на притихшую в уголке Миех. В красном с золотом наряде она была похожа на дорогую фарфоровую куклу. Малышка любила наряжаться. То она разыгрывала из себя европейскую даму, то китайскую принцессу или японскую гейшу. Сегодня она была кхмерской танцовщицей. И в любом наряде она была невероятно хороша. Криелю она напоминала маленького, своенравного, игривого котенка. То ласкового, то шипящего, но всегда одинаково забавного.
Он знал ее уже шесть лет, и за эти годы ему ни разу не было с ней скучно. Криель протянул руку, и девушка доверчиво потерлась об нее нежной, как лепесток, щекой.
Она в отличие от многих сразу же разглядела в нем сильного, опасного человека, а не маленького тщедушного человечка, который часто вызывал насмешки глупых девиц. Нет, они его не задевали, но все же. Она знала его истинную цену, и ему это было лестно.
Криель достал из кармана пиджака бархатную коробочку и протянул ей. На самом деле это колье он купил ко дню помолвки младшей дочери. Но ничего. Пусть Миех порадуется. Дочери он купит что-то еще.
Все это время Криель не смотрел на своих гостей. Иначе он бы сделал неприятное открытие: его старый товарищ, его давний надежный друг Сован смотрел на него взглядом, исполненным такой жгучей, пугающей ненависти, что даже закаленное, окаменелое сердце Тхатя содрогнулось бы от столь сильного чувства.
Но когда он вновь обернулся к подчиненным, Сован сидел по-прежнему неподвижно, глядя в окно все тем же безучастным взглядом.
