— Ах, но это же неправда. На самом деле…
— Позвольте мне самому судить, что правда, а что — нет. — Кэрилл нежно и вместе с тем капризно посмотрел на нее. — Я хочу верить, что именно так все и было. Верить — и чувствовать себя счастливым. Таким счастливым, каким был когда-то, но…
Внезапно он осекся, и она заметила, что его рука приподнялась, вздрогнула и снова опустилась. Как будто он хотел схватить что-то, а потом передумал.
Гортензия почувствовала некоторую неловкость ситуации. Чтобы сгладить ее, она повернулась к столу и сказала:
— Перед моим приходом вы собирались покурить.
И протянула ему трубку и коробку с табаком.
— О, в вашем присутствии я не смею и мечтать об этом.
Девушка улыбнулась, довольная тем, что они переменили тему разговора.
— А если я прошу вас? Предположим, мне нравится аромат табака.
Мистер Кэрилл удивленно поднял брови.
— Аромат? — переспросил он. — Леди Остермор предпочла бы другое слово.
Он взял трубку с коробкой и нахмурился.
— Послушайте, вы это сказали из жалости к человеку, которого считаете больным? Если это так, то я не сделаю ни одной затяжки.
Она покачала головой и улыбнулась.
— Да нет же! Мне действительно нравится этот запах.
— Хорошо, буду рад доставить вам удовольствие, — сказал мистер Кэрилл, принявшись набивать трубку табаком и с задумчивым видом добавил: — Через неделю-другую я смогу отправиться в путь.
— В путь? — спросила Гортензия.
Мистер Кэрилл поставил на столик коробку с табаком и дотянулся за трутницей.
— Пора возвращаться домой, — объяснил он.
— Ах, да. Ведь ваш дом во Франции.
— В Малиньи. Это чудеснейший уголок Нормандии, родина моей матери. Там она и умерла.
— Думаю, вы до сих пор переживаете ее смерть.
— Возможно, вы были бы правы, если бы я помнил ее. Но мне исполнилось всего два года, когда ее не стало. А ей было всего двадцать лет.
Кэрилл молча разжег трубку и затянулся табачным дымом. Его лицо помрачнело. Другая женщина не преминула бы выразить соболезнование, Гортензия же предпочла не нарушать его скорби. Кроме того, по его тону она поняла, что сказанное было лишь предисловием к тому, что он хотел рассказать, и не ошиблась.
— Причиной смерти моей матери, мисс Уинтроп, — продолжил мистер Кэрилл, — стало разбитое сердце. Мой отец бросил ее, и два с половиной года переживаний — да и самой настоящей нужды — сделали свое дело.
— Ах, бедная! — воскликнула Гортензия.
— Да, бедная — она умерла почти в нищете. Но любящие ее утешались тем, что она стала недосягаемой для земных тревог, которых в последние годы у нее было в избытке.
