— А что, такая крутая дорога? — посочувствовала я.
Марцелл добродушно усмехнулся наивности моего вопроса.
— Нет. Просто на склонах живут воры и беглые рабы. Не самая приятная компания, можешь поверить.
Потом мы увидели Целий, увенчанный красивыми виллами, а по правую руку от него — Авентин.
— Там живут одни торговцы и плебеи.
— Плебеи? — переспросил Александр.
— Люди, у которых нет большого надела земли. В общем, не всадники.
— Значит, Цезарь — всадник?
— Ну нет, — всплеснул руками Марцелл. — Наш клан гораздо выше. Мы — патриции, живем на Палатине, там, где Октавиан возводит крупнейший храм Аполлона.
Тут он указал на холм со срезанной вершиной. Здания из полированного мрамора и порфира взбирались по его склонам, белоснежно сияя на фоне бледно-лазурного неба. Конечно, этот пейзаж не мог сравниться с александрийским, но я уловила в нем некую красоту.
Рассказывая о последнем, седьмом холме — Капитолии, Марцелл передернулся, как от озноба:
— Отец много раз водил меня туда, показывал Тарпейскую скалу. С ее вершины сбрасывают преступников, которых нельзя использовать в Амфитеатре.
— Твой отец еще жив? — тихо спросила я.
— Нет. Умер десять лет назад. А через несколько месяцев Октавиан велел моей матери выйти за Марка Антония.
Кровь прилила к моим щекам при мысли о том, что всего лишь через пять лет супружеской жизни Октавия была оставлена ради Клеопатры, давшей нам с Александром жизнь. Интересно все-таки знать, кто же отец Марцелла.
— Значит, у твоей матери трое детей, — продолжала я.
— Пятеро. Было еще две дочери от первого мужа, но их пришлось отослать перед свадьбой.
— Зачем? — удивилась я.
— Так положено женщине, которая заключает новый брак.
У меня округлились глаза.
— Отказываться от родных детей?
— Если это девочки. Вот почему мама не хочет больше замуж.
Я представила, как отец принимает в свой дом Октавию, но не пускает на порог двух маленьких девочек, приникнувших к ней в испуге. Папа всегда был нежен со мной, хотя мы редко бывали вместе… Внезапно меня обуял непреодолимый страх перед Римом с его грязными улицами, кровожадными казнями, а больше всего — перед женщиной, которую отец оставил ради нашей мамы. Каково-то будет жить с ней под одной крышей?
Тем временем мы проезжали форум, где тысячами продавали рабов. Большинство из них были светловолосы и голубоглазы.
— Германцы и галлы, — пояснил Марцелл и, заметив мой взгляд, покачал головой: — Премерзкое зрелище.
Процессия под грохот колес катилась дальше; я видела, как сгорают от стыда девушки, которых будущие хозяева похотливо щупают за обнаженные груди, а брат закрыл рот ладонью при виде взрослых мужчин с отрезанными яичками.
