Словно кто-нибудь мог сейчас привлечь внимание матери.
— Птолемей, бери кости! — резко произнесла я.
Шестилетний братик заулыбался.
— Мой ход?
— Да, — солгала я, и его радостный смех отозвался эхом в пустых дворцовых залах.
Посмотрев на Александра, я без труда прочла его мысли — возможно, потому что мы с ним близнецы. И прошептала:
— Думаю, они нас не бросят.
— А ты бы как поступила на месте рабов, если бы знала, что скоро здесь будет армия Октавиана?
— Мы этого не знаем, — возмутилась я.
Послышалось гулкое эхо шагов, и мать наконец посмотрела на нас.
— Селена, Александр, Птолемей, на место.
Бросив игру, мы забрались на ложе и прижались друг к другу, но то явились всего лишь наши служанки, Ирада и Хармион.
— Ну? Что там? — потребовала ответа мать.
— Воины!
— Чьи?
— Вашего мужа! — вскрикнула Хармион. Она служила семье вот уже двадцать лет, и я никогда не видела, чтобы эта женщина плакала. Сегодня, когда Хармион распахнула дверь, ее щеки блестели от слез. — Они пришли с новостями, ваше величество, и боюсь…
— Не смей это говорить! — Мама на секунду прикрыла глаза. — Лучше скажи… Мавзолей приготовлен?
Ирада сморгнула слезы с ресниц и кивнула.
— Туда отнесли последние сокровища из дворца. И дрова для… для погребального костра уложены, как вы велели.
Я коснулась руки Александра.
— Не может быть, чтобы отец их не победил. Ему есть за что сражаться.
— Октавиану тоже, — отозвался брат, глядя на кубики в своих ладонях.
Мы одновременно посмотрели на маму, египетскую царицу Клеопатру Седьмую. Во время правления люди превозносили ее как Исиду, а при особом настроении она одевалась как Афродита, однако, в отличие от настоящих богинь, мама не была бессмертна. Я видела, как напряглись от страха ее мускулы. В дверь постучали; мама встрепенулась. И хотя ничего другого мы не ждали, она не торопилась открывать, а сперва посмотрела на нас, задержав взгляд на каждом по очереди. Марк Антоний был нашим общим отцом, но только Птолемей унаследовал его золотые локоны. Нам с Александром достались мамины темно-каштановые кудри, а также янтарный оттенок глаз.
— Молчите, что бы ни услышали, — предостерегла она. И ровным голосом приказала: — Входите.
Я задержала дыхание.
На пороге возник один из отцовских воинов.
— Что случилось? — спросила мать. — Антоний… Скажите мне, что он цел.
— Да, ваше величество, — отвечал воин, отводя взгляд.
Мать облегченно сжала в руке жемчужное ожерелье.
— Однако ваши корабли отказались вступать в сражение, и к ночи здесь будут люди Октавиана.
