Церемония освящения знамен была назначена на тот же вечер. Уже за несколько часов до ее начала на главной площади Кобдо было не протолкнуться. Кочевники сидели вокруг костров и курили ароматные трубки. Ламы низших рангов читали мантры и исполняли ритуальные танцы. Пленные солдаты тихонько выли от отчаяния и ужаса.
Джи-лама не появлялся долго, очень долго. Он вышел к солдатам своей армии лишь с восходом первой звезды, и когда кочевники разглядели его новый наряд — доспехи из дубленой кожи, такие же, как у древних тибетских владык, красную мантию, расшитый жемчугом и украшенный нефритом шлем с высоким гребнем, — их охватил священный ужас: «Сам Махакала, бог-мститель, защитник „желтой веры“ тибетцев, явился покарать ненавистных китайцев!»
Громадная толпа буддийских монахов, окружавшая Джи-ламу, трубила в морские раковины, била в обтянутые кожей барабаны и заунывными голосами распевала древние заклинания. При свете костров и красной, в полнеба луны выглядели монахи не менее зловеще, чем те духи и демоны, которых они созывали на свое жертвоприношение.
Китайцев раздели догола. Правую руку каждого привязали к левой ноге, левую — к правой, косицу обмотали вокруг лодыжек. Так, чтобы грудь торчала вперед колесом. Ритуальные танцы и чтение заклинаний продолжались несколько часов. А затем Джи-лама вышел вперед, снял с головы шлем и взял в руки большой серебряный серп.
Китаец, к которому он подошел первым, рыдал от ужаса и на всех известных ему языках молил о пощаде. Бесполезно. Левой рукой лама схватил китайца за горло, а правой вонзил ему в грудь серп. Вспарывал грудную клетку он медленно, с видимым удовольствием, а затем рывком вырвал из груди еще бьющееся сердце>5. Сидевший неподалеку мальчик-послушник подскочил к Джи-ламе с серебряной чашей, и тот выдавил в нее тягучую, темно-бордовую кровь. Остальные монахи молча взяли кисти, окунули их в чашу и вывели на первом из заранее приготовленных полотнищ слова заклинаний, гарантирующих армии Джи-ламы непременную победу.
Сперва кочевники, наблюдавшие за происходящим, в ужасе молчали. Они слышали о подобных ритуалах от отцов и дедов, но и в самом жутком сне не могли представить, что увидят «освящение знамен» своими глазами. Но чем дальше, тем больше им нравился их новый главнокомандующий. Если предсмертный вопль первого китайца прозвучал в мертвой тишине, то последний из пленных мог кричать сколько угодно — все звуки заглушались ревом толпы: «Махакала с нами — мы победим!»
