А впрочем, мне туда и не нужно. Здесь есть всё, что я собирался найти в северном крае. Собирался найти и нашёл.
Кроткий порыв холода тронул волосы и оставил зябкое настроение. Лица коснулся острый, но осторожный след многоликой северной весны. Разве можно тут удержаться? Я раскрыл ладони и подставил своё тепло холоду серого неба. Белые пушинки ажурного льда робко тронули пальцы. Мне хватило одной или двух. Я понял, что приблизился на шаг к цели своего поиска. Разве не странно, что Грааль может иметь форму снежинки?
Это не требует оправданий и пояснений. Когда руки сами собой расстилают на ближайшем бревне походную штормовку, понимаешь, что уже не остановиться. Есть блокнот, и плевать, что отсырели страницы. Главное, чтобы ручка не подвела.
Шучу. Обычно у меня есть запасная.
«* _ _ _» или «Конструктор снежинок».
Ранней детской памятью он принял аксиому Кота Леопольда: «Если добрый ты, то всегда легко. А когда наоборот — трудно». Казалось, об этом знает весь мир. Ведь написано столько замечательных книг, где красивые картинки и доброе волшебство. А друзья по двору как на подбор оказались послушные или зашуганные. Тогда он разницы не знал, и ничего не боялся. Верил, что мир — это прекрасное место. Есть и другие места, где всё иначе. Далёкие края, где говорят на других языках, иначе стучат часы и всё непривычно, незнакомо. Там тоже царит добро.
Верил ли он в это утверждение? Он сам не мог бы ответить, не знал определения веры. Законом общества попиралось само понятие. Вместо него — беспрекословное поклонение.
Он этого не понимал и ситуации воспринимал так, словно они сродни сказочным сюжетам. Брал чьи-то слова, а потом повторял. Образы героев из книг и фильмов побуждали к ролевой игре. Разве могло быть иначе? Есть на этом свете немцы, а есть наши. Точно очерченная линия, утверждённая учебником истории. А тут некий товарищ Зорге, именем которого названа улица. Разве мог он допустить, что немцы примут его за нашего? Он должен быть скрытным. Фальшивым и адаптивным. Эти слов он, конечно, не знал, но интуитивно понимал значение.
Удивительно, но школьное общество само вынуждало к таким обособлениям. Оно приучало быть фальшивым и адаптивным потому, что не было добрым. Это было общество других. Не врагов или противников, просто других. Умным там выжить непросто, а честным ещё сложнее.
— Мы играли.
— Ах ты, гад!
— Это была игра, ты не понимаешь!
Одноклассник смерил его взглядом и рассудил, что у кого-то игра зашла слишком далеко. Разве он думал про себя, когда выдвигал условия?
