— Ничего с вами не случится, — уже раздраженно бросила племянница и захлопнула перед ней дверь.
Через день приятель привел раскрашенную под радугу особу.
— Ну-ка, старуха, пойди погуляй, да не торопись с возвращением, — и оба они рассмеялись.
События в тихом доме разворачивались всё больше и стремительнее.
Во дворе в те дни вдруг появился тощий долговязый человек с рулеткой. За ним неотступно следовала чета Ползунковых. Тот обмерял усадьбу.
— Можно сделать, места хватит, — сказал он, а к вечеру, когда стали сгущаться сумерки, во двор вкатили две трехтонки с кирпичом. Потом по ночам стал поступать лес, шифер, цемент. Появились рабочие и стали рыть котлован, укладывать фундамент.
— Дом этот будет для родителей Миши, они переедут из колхоза, — отвечала племянница на расспросы тетушки.
— Вы не имеете права!
— Имеем полное. Дом наш, а вот вам и решение райисполкома. — Племянница показала бумажку.
Волошина пошла в отделение милиции. Явился участковый, почитал бумажку, козырнул:
— На основании решения исполкома. Законно.
Едва он скрылся за калиткой, как Ползунков, тряхнув Волошину за плечо, пригрозил:
— А вы, Анастасия Павловна, эти штучки с милицией бросьте, иначе скоро наступит конец нашим родственным отношениям, понятно?
— Да, тетушка, ходить в милицию совсем нехорошо с вашей стороны, — пролепетала племянница.
Теперь Волошину больше не приглашали к столу, в доме ее будто бы не существовало. Все продукты были под замком. Замок появился даже на погребе, где хранился ее картофель. Молодые часто по вечерам уходили в кино или к приятелям, и старушка часами просиживала на крыльце у закрытых дверей. Но вскоре стало еще хуже.
— Бьют они меня, измываются, ни гроша за дом не дают, хоть пропадай, — обливаясь слезами, говорила она своей соседке, такой же старенькой, учительнице Иушиной, придя к ней в поздний час.
— А вы, Анастасия Павловна, не терпите, подавайте в суд, пусть они живут на улице, а не вы, — энергично советовала соседка.
Волошина долго тянула, всё чего-то выжидала, наконец, решилась. Но суд оказался на стороне Ползунковых. Об этом Касаткин узнал с первых же слов Волошиной, как только она появилась у него за столом.
«Почему? На каком основании?» — думал он всё время, пока Волошина продолжала свой нерадостный рассказ.
— Хорошо, Анастасия Павловна, я напишу кассационную жалобу, — сказал Касаткин, когда старушка умолкла, и снова закашлялся.
