Одного этого было достаточно. Чрезвычайно учтивая встреча с французским комендантом в форту Лебеф не добавила ничего существенного. Изысканно вежливый комендант сожалел, что, будучи солдатом, должен выполнять приказ и оставаться где находится, выразил еще большее сожаление по поводу того, что полученные им приказы противоречат желаниям такого редкого и приятного в глуши гостя, но такова жизнь. Все это прискорбно, покусывая ус, заключил француз. Он не помешал Джорджу осмотреть форт и вручил вежливый ответ Динвидди, из которого следовало, что французам совершенно безразличны как внушения губернатора, так и пожелания Георга II.
«Он клялся в любви и дружбе… — разгневанно писал Джордж в дневнике, — а я видел, что все ухищрения изобретательного ума пущены в ход, дабы перетянуть Хафкинга на их сторону». Запас спиртных напитков в погребе форта Лебеф казался неисчерпаемым, и качество их превосходило ром Вашингтона. Хафкинг внезапно припомнил, что сопровождает Канотакариуса. В ответ на недоуменный вопрос Джорджа старый индейский вождь любезно разъяснил, что так прозвали его предка, ловко отнимавшего земли у предков Хафкинга. Майору не оставалось ничего другого, как прочитать Хафкингу постную лекцию о пользе сохранения верности договорным обязательствам и пагубности спиртных напитков.
Дорога домой оказалась еще мучительнее. Индейцы оставили их, пришлось бросить слуг и истощенных лошадей. Вашингтон и Джист проделали остаток пути пешком, с котомками за плечами и мушкетами в руках. Встреченный ими индеец вызвался быть проводником. Улучив момент, он выстрелил в них в упор, но промахнулся. Справедливо заключив, что индейцы, вероятно, в сговоре с французами, охотятся за их скальпами, путники не шли, а крались через покрытые мокрым снегом леса и заросли. С облегчением вышли к реке Аллегани. Новое разочарование — темная бурная река не замерзла. Соорудили наскоро плот, который Вашингтон опрокинул посредине реки. Расталкивая льдины, выплыли на остров, где, вымокшие до нитки, провели ночь в трескучий мороз. Утром увидели, что лед сковал реку, и перебрались на восточный берег. Многоопытный Джист отморозил пальцы, Джордж не пострадал.
Самые тяжкие предчувствия терзали Вашингтона, когда он, пробыв в отъезде два месяца, в середине января 1754 года предстал перед губернатором. Полный провал возложенной на него дипломатической миссии, рассуждал майор, никак не компенсирует рассказ о перенесенных испытаниях. К крайнему удивлению Джорджа, Динвидди был беспредельно доволен. Сидя в жарко натопленной комнате губернаторского дворца, он с мрачным удовлетворением прочитал торопливо написанное донесение, согласно кивая париком. «Оправдались худшие предположения, — разъяснил он Джорджу, — упрямая ассамблея не хотела слушать его, посмотрим, как она прореагирует на сообщение из первых рук о коварных замыслах французов».
