постигают
неприятности и неудачи.
[60] Никифор до времени патриаршества не был духовным лицом, а проходил высокие светские должности.
[61] Лишь только Никифор был избран и посвящен в патриархи, студиты, с вышеупомянутым нами знаменитым Платоном, стали открыто заявлять о незаконности возведения
его в патриархи, так как
они находили, что не
следует мирянину вдруг становиться епископом.
[62] Очевидно, студиты, не оставившие без внимания подобное же явление в жизни Тарасия, не могли и це хотели оставить без протеста новый случай возведения мирянина
в архипастыри. Но
это еще было не так важно, а гораздо важнее был следующий шаг патриарха. Во время поставления его в патриархи в Византии царствовал император Никифор;
[63] этот последний по какой–то причине пожелал, чтобы новый патриарх снял церковное запрещение, наложенное на известного пресвитера Иосифа прежним патриархом Тарасием. Патриарх уважил желание императора. Но это действие патриарха повело к прискорбным последствиям. Монахи Студийского монастыря и Платон сначала отдалились от архипастыря, а потом и совсем отделились от власти патриарха. В Византии собран был Поместный собор, который подтвердил своим авторитетом распоряжение патриарха касательно Иосифа; но студиты, нимало не задумываясь, и собор объявили антиканоническим.
[64] Студиты провозглашали, что в Византии явилась новая ересь, которую они называли «прелюбодейной ересью». Поднялась борьба между патриархом и его сторонниками, с одной стороны, и студитами и их приверженцами, с другой. Сами студиты самым тесным образом связывали свой новый протест против патриарха Никифора с тем протестом, каким они заявили себя против Тарасия; они смотрели на новое противодействие патриарху как на продолжение прежнего противодействия Тарасию. «Отсюда, т. е. из первоначальных отношений Тарасия к Иосифу, — говорили студиты, — получили начало и нынешние смятения».
[65] Значит, прежний пожар лишь снова разгорается.
Войдем в некоторые подробности касательно этих новых смут в Византийской Церкви. Патриарх Никифор и его сторонники — а на его стороне было большинство предстоятелей Византийской Церкви — заявляли, что, поступая так с пресвитером Иосифом, как поступили они, тем самым Церковь становится, ввиду исключительной потребности, на путь так называемой οικονομία. Нужно сказать, что в Восточной Церкви связывалось особое понятие с словом οικονομία, которое по буквальному значению обозначает «домостроительство». Термином этим в византийской практике назывался особый вид политики, когда допускалось послабление или временное прекращение действия некоторых точнейших законов; это делалось непременно по распоряжению государя, ради каких–либо высших интересов. Такого рода «икономия» не могла, однако же, быть распространяема на догматы веры. Теперь патриарх и его партия объявляли, что в своем поступке с Иосифом они, с согласия государя, лишь применили к делу правила так называемой «икономии». Для подтверждения правоты своих действий ссылались на исторические примеры. Нужно заметить, впрочем, что примеры эти приводились господствующей партией не всегда удачно. Представители этой партии указывали на случай в жизни св. Кирилла Александрийского, когда он не велел считать еретиками тех из членов Антиохийской Церкви, которые никак не соглашались уничтожить имя Феодора Мопсуэстийского из диптихов, хотя они и мыслили по–православному. Это пример удачный. Но другой пример, которым хотели защитить свой образ действий приверженцы патриарха, был неудачен, ибо ссылка этих приверженцев на один исторический факт противоречила хронологии. Именно, они указывали на то, что будто тот же Кирилл Александрийский, ради мира церковного, поддерживал сношение с Диоскором. Такого факта не могло быть, так как Кирилл скончался раньше, чем Диоскор провозглашен был еретиком. Уже противники патриарха указывали на неправильность приведения этого примера.
