- Большое спасибо, - сказал молодой человек. - Это было здорово.
- Это было потрясающе, - сказала его сияющая жена, забыв надеть маску будничности на свои слова и глаза.
- Рад был полетать с вами, - моя-то маска прочно сидела на своем месте, моя радость запрятана глубоко внутрь и находится под жестким контролем. А я ведь столько еще хотел сказать, спросить: скажите, что вы чувствовали в первый раз... было ли небо для вас таким же голубым, а воздух таким же золотым, как для меня? Видели ли вы эту глубокую, глубокую зелень луга, когда после взлета мы словно плыли в изумруде? Будете ли вы помнить об этом через тридцать, через пятьдесят лет? Я искренне хотел знать это.
Но я лишь кивнул головой, улыбнулся и сказал, - рад был полетать с вами, и на этом конец. Они ушли к машине, держась за руки и все еще улыбаясь.
- Это все, - сказал Стью, подходя к моей кабине. - Больше никто не хочет летать.
Я очнулся от своих далеких мыслей.
- Как это никто? Стью, да ведь там стоят еще пять машин! Не приехали же они все только поглазеть.
- Они говорят, что собираются летать завтра.
Будь у нас пять самолетов и побольше оживления в воздухе, подумал я, они полетели бы уже сегодня. С пятью самолетами мы бы смотрелись как настоящий цирк. С двумя самолетами мы, возможно, лишь предмет любопытства.
Ветераны, внезапно подумал я. Сколько их вообще выжило, ведя жизнь бродячих пилотов?
ГЛАВА 2
ЭТО БЫЛА ПРОСТАЯ, свободная и очень славная жизнь. Бродячие пилоты двадцатых годов, заведя вручную моторы, поднимали в воздух свои Дженни[1], летели в какой-нибудь городок и там приземлялись. Там они катали пассажиров и зарабатывали кучу денег. До чего же свободными людьми были эти бродячие пилоты! Какая, должно быть, это была чистая жизнь.
Те же небесные цыгане, уже в летах, прикрыв глаза, рассказывали мне о таком прохладном, свежем и желтом солнце, какого я никогда не видел, и о траве такой зеленой, что она искрилась под колесами; о небе таком синем и чистом, каким оно никогда не бывает, и о тучах белее, чем Рождество в воздухе. Вот это были края в старые времена, куда человек мог свободно попасть и мог летать там, куда и когда он хотел, не подчиняясь ничьей воле, кроме своей собственной.
Я задавал вопросы и внимательно слушал старых пилотов, и где-то в глубине души уже задумывался, нельзя ли было бы проделать то же самое сегодня, в спокойных просторах Среднего Запада.
"Мы были сами по себе, сынок, - слышал я. - Вот это было здорово. По будням мы спали допоздна и работали на самолетах до ужина, а затем катали людей до самого заката и после него. Бывали случаи, черт побери, когда тысяча долларов в день получалась запросто. По выходным мы начинали полеты с восходом и не останавливались до самой полуночи. Желающие полетать выстраивались в очереди, настоящие очереди. Жизнь была что надо, сынок. Поднимались мы утречком... а мы сшивали вместе пару одеял и спали под крылом... поднимались и говорили:
