Семинария была огромная (500 человек семинаристов). Дух в ней был «бурсацкий» и в то же время крайне либеральный. Дисциплину начальство поддерживало строжайшую, но это не мешало распущенности семинарских нравов и распространению в среде учащихся революционных идей. У семинаристов была своя нелегальная библиотека, которой они пользовались в течение многих лет. Прятали они ее где–то в городе, а когда ей грозила опасность, перевозили в более надежное место; о том, где она находится, знали всегда лишь два семинариста–библиотекаря. Каждый ученик после летних каникул делал свой взнос и пользовался весь учебный год запретными плодами. Писарев, Чернышевский, Златовратский, Решетников, Ключевский (лекции его были запрещены), социал–революционная «Земля и воля»... ходили по рукам. Начальство перехватывало отдельные экземпляры, конфисковывало их, обрушивалось репрессиями на провинившихся, лишая их стипендий, но зла искоренить не могло. Отнятые экземпляры заменялись новыми, тем дело и кончалось. Семинаристы проявляли редкую товарищескую дисциплину, друг друга никогда не выдавали, и библиотека оставалась неуловимой [132].
Ректор семинарии архимандрит Никон поддерживал дисциплину в школе «жестокими мерами: устрашением и беспощадными репрессиями». Незадолго до приезда туда иеромонаха Евлогия в семинарии «создалась тяжелая атмосфера, столь насыщенная злобой, страхом и ненавистью по отношению к начальству, что весной 1895 года... произошел взрыв давно уже клокотавшего негодования» [133]. Один из семинаристов, юноша семнадцати лет, напал на архимандрита Никона и дважды ударил его топором по голове; только чудо спасло архимандрита от смерти. Усмирять разбушевавшегося кинулись другие студенты; вскоре приехала полиция. «Вид крови и зловещие признаки предстоящей расправы ожесточили семинаристов: они озверели и на следующую ночь чуть было не закололи вилами помощника инспектора» [134]. Расследование установило, что семинарист, нападавший на ректора, за два–три дня до нападения не был отпущен ректором в отпуск; «накануне рокового дня мальчишка напился, купил топор и совершил злодеяние, по–видимому, еще не протрезвившись». Итог расследования был весьма печальным: 75 семинаристов исключены из школы, инспектор уволен, а ректор (основной виновник создавшейся ситуации) оставлен на своем посту [135]. Именно на место уволенного инспектора и был назначен молодой иеромонах Евлогий.
Ректор семинарии не извлек урока из происшедшей трагедии. Наоборот, после усмирения бунта он решил еще более ужесточить порядки. Новоприбывшему инспектору он доказывал, «что всему виной старая, скверная закваска, гниль, которая проела семинарские порядки», и требовал от инспектора «приняться без промедления за выкорчевывание зла»
