К счастью, карета аббата оказалась превосходно освещена. Николя покинул экипаж и, держась в темноте, пошел за Жоржелем. Отойдя достаточно далеко, он услышал резкий свист и по донесшемуся до него звуку понял, что его экипаж отбыл в неизвестном направлении. Никогда не следует расплачиваться с кучером заранее, подумал он, пытаясь утешить себя тем, что если бы он не заплатил сразу, кучер вряд ли согласился бы принять участие в загадочном и рискованном предприятии. Еще он подумал, что шум отъезжающего экипажа мог долететь до Жоржеля и спугнуть его. Продолжая слежку, он старался оставаться в тени, ориентируясь на огни кареты аббата. Неожиданно сердце его часто забилось, и он остановился: ему показалось, что за спиной он слышит шаги. Он обернулся, однако ничего не разглядел, ибо глаза его все еще не отошли от яркого света фонарей экипажа. Поднявшийся ветер швырнул ему в лицо солидную пригоршню снега, и он на миг полностью оглох и ослеп.
Неожиданно он услышал стук, словно где-то рядом высекали искру, и увидел, что стоит в окружении огней. Четверо или пятеро незнакомцев, поставив на землю фонари, взяли его в кольцо. А еще через минуту он очутился лицом к лицу с аббатом, показавшимся ему выше обыкновенного. Аббат смотрел на него и, видимо, не узнав, откинул плащ и выхватил шпагу. Николя мгновенно оценил свое положение: позади несколько неизвестных субъектов, впереди аббат, которого, скорее всего, тоже сопровождают наемные убийцы: он угодил в засаду. Теперь главное — сохранить хладнокровие и ясную голову. Медленно сняв плащ, он обмотал им левую руку и быстро выхватил шпагу из ножен. Понимая, что может отступить только к старым стенам, он прикинул в уме высоту старинных укреплений. Нет, прыгать с них нельзя: он переломает себе все кости. И, прислонившись к парапету, он приготовился к обороне. Численное превосходство противника оставляло ему мало шансов. Что ж, он заставит их дорого заплатить за свою жизнь. Испустив яростный вопль, он ринулся на ближайшего врага. Тот вздрогнул, уронил фонарь, и огонь потух. Отлично, подумал Николя, намереваясь таким же образом расправиться и со следующим. Он вспомнил Горация из пьесы старика Корнеля, и его знаменитое «умереть иль в дерзновении предсмертном одолеть».[10] Ему показалось забавным соединить театр с реальностью; впрочем, способность шутить никогда не покидала его. Теперь же речь шла о его жизни или смерти, и он играл ва-банк.
