Утерла нос спасенными детьми (благополучными и хитрыми, не в пример Наташке). Вставной челюстью, которая ничего у них с Ноем не испортила. Завещанием: «Всё – Касе». И тайными дарами, тоже Касе. И смертью – в один день. Утром – Ной, вечером – Дора.
Экономно и романтично.
А главное, никаких «последних слов обвиняемому». Приговор – молчание. Это Кася сейчас поняла только. Сейчас только догадалась, что приговор. Догадалась и привела в исполнение.
А Дора пошуршала тихонько стоптанными тапками, покурила в форточку, сварила бульон (Наташеньке – ножку, остальное – как хотите), посмотрела «Спокойной ночи, малыши», на Ноя тоже посмотрела, пиджак на нем поправила. Ни слезинки. Спать легла.
И не проснулась.
Кася убить ее была готова. Убить просто. И тоже – ни слезинки.
Не плакалось Касе. За всю жизнь так ни разу и не поплакалось. Счастливая потому что была жизнь.
Но чтобы девочку «лялю» назвать Любовью или даже Кассандрой – это решительно нет. Решительно. Кася хмурилась и качала головой. Ни за что.
От «Наташи» тоже отказались. «Вы хотите, чтобы у нее выросли усы? – строго спросила Наталья Борисовна. – Вы хотите, чтобы однажды она бросилась под ноги мужчине и в старости ходила с палочкой?»
Нет! Да! Усов не хотели, против мужчины не возражали. Но если только такая связь, только такая зависимость…
Некоторые имена с корнями «мар» и «сев» не рассматривали вообще, чтобы не огорчать Витасика.
В результате голосовали. Анонимно, чтобы не ссориться.
Получилась Надежда.
«Надежда Надеждовна – это как раз то, что нужно», – сказал муж Саша.
И ректор, кстати, одобрил.
Клочковым брезговали. Он брал взятки. Он брал взятки неделикатно! Он плевал на приличия!
Даже не плевал. Смотрел в окно. Цеплялся взглядом за троллейбус и уезжал по двадцать второму маршруту. Прямо на вокзал. Там садился в поезд. И каждому было видно: Клочкову все равно куда ехать. Лишь бы ехать.
Спина между тем оставалась в аудитории. Голова тоже. Лысая, но не глянцевая. Не светился Клочков. И яркое солнце не отражалось. Может, пудрил лысину?
Таисия Яковлевна, методист, приносила зачетки и деньги. Стеснялась. Пахла брусникой. Сама себе пахла. И сама себе была и кислой, и горькой.
– Все? – спрашивал Клочков.
– Нет, – отвечала она. – Одиннадцать человек хотят сдавать так…
– Хорошо.
Всегда находилось десять или даже двадцать человек, которые хотели сдавать сами. Учили. Писали шпаргалки. Подсказывали друг другу.
Этика. Предмет и задачи курса.
