«я думал, что весь сгорю, пока ты в этом сером балахоне спускалась по лестнице, я должен тебе сказать, ты должна знать», хорошо, что он меня сейчас не видит, в моей пижаме и носочках-шапочках, еще лучше, что он не знает, как я улыбаюсь, потому что мне нравится этот звонок, ему больше не стоит питать надежд, каким бы милым
совсем распоясавшись: «когда я тебя вижу, в том бункере, то просто не верю, наше прежнее счастье, куда оно делось? клавдия, ты… ты, ты еще здесь?» я смеюсь, потому что ничего другого мне в голову не приходит; он не успокаивается: «твой кммм проклятый смех, ты, нахальное созданье, эээмм просто решил вот позвонить, ничего?»
«да конечно, ничего», говорю как можно более многозначительно, и тут он застает меня врасплох следующей, совершенно серьезной фразой: «просто потому, что я тебя все еще люблю».
я немного выжидаю, выдержит ли он сам свои слова.
он уже не шутит.
«Йенс, знаешь…», но это ему слишком мучительно: «нет, не говори ничего, мы увидимся завтра, и возможно… получится что-нибудь замутить», когда я снова не реагирую, он добавляет: «я имею в виду, всем вместе, штефани, и никлас, и беттина, и йохен, и кто там еще».
«было б клево», говорю я вяло, тут он прощается, и я тоже.
после такого шока мне надо на кухню, по-буддистски церемониально приготовить салат, сотовый тащу с собой в грудном кармане пижамы, на обеденном столе мама, словно пасьянс, раскладывает перед собой фотографии, папа говорит в кабинете по телефону, вернувшись в комнату, я просто беру со стула свое шерстяное платье, провожу по нему рукой, касаюсь его, разглаживаю ладонью, затем вешаю в шкаф и до того, как до меня доходит, что все это значит, ах наконец-то и
«э, клава, ты еще не засохла? ты же не можешь, когда меня нет, согласись!»
«завтра-то придешь?»
«естественно, я уже и оправдание сочинила, просто шекспир получился, они там все обрыдаются! не могу же я пропустить вечер у германа, и эта его сомнительная подружка из соцслужбы для девушек, она же нам станцует что-нибудь, ну, очень сексуальное».
«герман — христианин», говорю я в стотысячный раз, «он покажет нам фильм, который, цитирую: “так сильно потряс его в пору юности”: а потом мы поболтаем и поедим, не знаю там, фондю, вот и всё. ходи по воскресеньям в церковь, если жить без него не можешь».
«я его каждый день на школе вижу», эти ее диалектизмы из нее метлой не выметешь: «на» вместо «в» школе, это она специально делает, «так что подслушивать, как он молится, мне и даром не надо».
