— Все то же самое, — сказал Матиас Адамбергу, вставая. — Я пошел. Что делать дальше, ты знаешь.
— Только ты сможешь сказать, рыли ли здесь те же ребята. Мы рискуем повредить края ямы, вынимая землю.
— Не исключено, — признал Матиас, — особенно там, где глинистая почва. Земля прилипнет к бортикам.
К половине шестого, когда начало уже смеркаться, Матиас закончил вынимать землю. Он считал, что, судя по отпечаткам лопат, тут сменяли друг друга два человека, наверняка те же, что и в Монруже.
— Первый высоко заносит лопату и вонзает ее практически прямо, у второго замах слабее и надрез мельче.
— Был мельче, — сказала Ариана, двадцать минут назад присоединившаяся к полицейским.
— Судя по уплотненности насыпи и высоте травы, раскопки имели место приблизительно месяц назад, — продолжал Матиас.
— Незадолго до Монружа, скорее всего.
— Когда похоронили эту женщину?
— Четыре месяца прошло, — сказал Адамберг.
— Ну все, с меня хватит, — поморщился Матиас.
— А гроб как? — спросил Жюстен.
— Крышка разбита. Дальше я не заглядывал.
Любопытный контраст, подумал Адамберг, смотря, как высокий блондин возвращается к машине, чтобы ехать в Эвре, а Ариана, натягивая комбинезон, заступает на вахту, не выказывая ни малейших признаков страха. Лестницу забыли, и Ламар с Эсталером спустили патологиню на руках. Деревянная обшивка гроба треснула в нескольких местах, и полицейские отступили под накатившей на них волной зловония.
— Я же велел вам надеть респираторы, — сказал Адамберг.
— Зажги прожектора, Жан-Батист, — распорядилась Ариана, — и спусти мне сюда фонарь. На первый взгляд тут все на месте, как и в случае с Элизабет Шатель. Такое впечатление, что гробы открывали из простого любопытства.
— Может быть, это поклонник Мопассана, — прошептал Данглар: прижав к лицу респиратор, он изо всех сил старался не отходить слишком далеко.
— То есть, капитан? — спросил Адамберг.
— Мопассан описал человека, который неотвязно думает об умершей возлюбленной и сходит с ума оттого, что никогда уже не увидит милые сердцу черты. Решив посмотреть на них в последний раз, он, разрыв ее могилу, добирается до любимого лица. Но она уже не похожа на ту, что так восхищала его. И все же он сжимает в объятиях гниющий труп, и с тех пор его преследует не аромат воспоминаний, а запах ее смерти.
— Здорово, — сказал Адамберг. — Чудная история.
— Это Мопассан.
— И тем не менее. А выдуманные истории пишутся для того, чтобы помешать им произойти наяву.
