Капли дождя | страница 5



Он, видимо, побледнел, потому что дородная особа уставилась на него и неожиданно предложила сесть.

Но тут же все прошло.

Оттого ли ему вспомнилась теперь автобусная поездка и то, о чем он думал тогда, что первая атака случилась в автобусе? Там он еще не понял, не подумал, что это приступ. То, что у него может быть спазм коронарных сосудов, ему и в голову не пришло Раньше сердце не беспокоило. Головные боли, правда, бывали сильные, но начинались они иначе, совсем по-другому.

Хотя когда-то, более двадцати лет назад, он уже ощутил, как сильно сдавило сердце Это - когда, примчавшись домой, он нашел отца лежащим в луже крови среди груды кирпича. Услышав выстрелы, Андреас сразу же подумал о самом плохом, но, пока бежал к своей хибаре, еще надеялся, что ошибается, надеялся что отца не было дома, хотя и знал, что тот обещал начать работу пораньше, иначе к вечеру в доме не будет тепла. Но эти вызванные смятением спазмы, болезненное щемление в груди не были сердечным приступом.

Вспомнилась Маргит и то, что было там, однако поездка в автобусе и лекция в молодежном лагере снова не шли из головы. Может быть, потому, что был одурманен уколами и таблетками, что нормальная деятельность мозга была нарушена, что мысли его кружились как-то сами по себе, что отключилась воля, которая обычно и направляет мысль.

И возле Маргит Андреас почувствовал, как зашлось сердце. После купания, когда загорали. Они заплыли, далеко в море, почти на середину залива. Плыли все время рядом. Маргит быстро скользила в воде, явно когда-то училась плавать у тренера. Андреас тоже считался неплохим пловцом. В свое время, в коммерческом училище, он был загребным, преподаватель физкультуры советовал ему серьезно заняться тренировками. Анд-реаса же занимало совсем другое. Ту стесненность в груди Андреас счел за обычное - у бегунов часто захватывает дух. Он, правда, не бежал, однако плавать - это тоже напрягаться. О том, что закололо в груди, Маргит он не сказал, не хотел выглядеть слабаком. Она по крайней мере лет на двенадцать моложе его. Ночью, дома, когда в груди уже изрядно жгло, когда боль перекинулась в левую руку, в плечо и шею, когда он был уже во власти страха, у него мелькнула вдруг мысль: а что, если бы приступ начался посреди залива? Эта мысль даже как-то оттеснила страх. В конце концов, ему повезло. В воде было бы куда хуже, в сто раз хуже.

Повезло ему и с врачом "скорой помощи". Сперва его, отуманенного болью, раздражала молодость врача. Подумал даже, что девчонки, прямо с университетской скамьи, не должны бы работать на "скорой". На вопросы ее отвечал с едва скрываемой неприязнью. Врачиха старательно выслушала сердце, затем сунула ему под язык маленькую таблетку, сделала укол, быстро позвонила куда-то, вызвала специальную бригаду, осталась возле Андреаса, пока не приехали еще врач и сестра. Пожилая женщина-врач подтвердила диагноз: инфаркт миокарда. Об этом ему сказали уже в больнице. Дома об инфаркте не заговаривали. Говорили только о том, что надо срочно госпитализировать, что он нуждается в интенсивном лечении, которое в домашних условиях невозможно, что нельзя терять времени, и он со всеми их советами соглашался. Боль и страх сделали его по-детски послушным; Андреасу не позволяли самому и шагу ступить, его снесли вниз на носилках, лестница была узкой, крутой, как обычно в старых деревянных домах. Призванный на помощь шофер клял эту лестницу, его слова доходили до Андреаса будто сквозь ватную переборку. Второй врач сделал ему еще укол, и боль притихла. В больнице приступ повторился, боль и нехватка воздуха вернули также страх. Улеглась боль только через шесть часов.