На этот раз он не спешил в палату, а побрел по коридору дальше, туда, где, как он знал, находилась докторская. Если бы дежурили молодой очкарик или упитанная докторица, которая после каждой фразы прелестно складывала бантиком губы, он бы не пошел. С Рэнтселем дело другое. Рэнтсель человек пожилой и мужчина, с ним стоит потолковать. Он плелся по коридору и с удовлетворением чувствовал, что ноги вроде бы слушаются лучше, в правой стопе, которая вообще не работала, появилось немного силы, и в бедре тоже не приходится с таким трудом волочить за собой всю ногу, как раньше.
Врача на месте не было.
Курвитс сел на крашеный белый стул и стал ждать. Торопиться было некуда. Сон все равно не шел. Снотворного он боялся. Если бы ему предложили вместо него чарку водки - она хорошо смаривала, - он бы принял, но пахнувшую кошачьей мочой дрянь, которую намешивали в больнице, не выносил. Снотворного он не взял бы в рот и в том случае, если бы пахло оно даже весенней речной поймой, потому что, во-первых, опасался всяких пилюль и капель, не говоря уже об уколах, во-вторых, что, собственно, было главным, он боялся забыться от снотворного и вовсе лишится мужского звания.
Врач пришел только через полчаса. Рэнтсель дышал с трудом, под глазами были чешки.
- Ну, что у тебя, "царского имени колхозник"? - присаживаясь, спросил он.
Курвитсу доктор казался таким Hie, как и он, старым, измученным ковылялой, и это чувство помогало начать разговор. Курвитс не стал ходить вокруг да около, выложил напрямик:
- Шофер Тынупярт, мой сосед, которому вы вдохнули жизнь, не хотел, чтобы я звонил. Он бы с удовольствием отправился в стадо господне.
Рэнтсель вначале ничего не сказал, словно бы думал про себя, затем буркнул:
- Вот как.
Курвитс поднялся и побрел. Больше у него на душе ничего не была,
- Хорошо, что сказал.
Доктор вроде бы поблагодарил его.
Перед дверью своей палаты Курвитс споткнулся и припал на колени, опираясь о дверь, поднялся, делая первый шаг, почувствовал, что левая ступня снова не действует.
"Глупейшая история", - подумал он, забираясь в постель.
Тынупярт спал спокойно.
"У снотворного все же великая сила", - рассуждал про себя Курвитс. Он был доволен, что сходил и сказал врачу. Нельзя позволить человеку умереть. Даже если он того сам желает. Особенно тогда. Потому что человек, который пытается расстаться с жизнью, сам не ведает, чего он хочет.
Дождь шуршал по окну.
Андреас выключил приемник, стоявший на тумбочке на расстоянии руки, чтобы послушать, как падают капли. Транзистор ему послал Таавет для времяпрепровождения и увеселения и еще затем, чтобы не слишком рано начал забивать себе голову мировыми проблемами. Хотя последние слова и были сказаны с подковыркой, они вызвали у него теплое чувство. Таавет словно приблизился к нему, выглядел почти что свойским парнем. Своим парнем с Юхкенталя он, в конце концов, и был.
