В полдень Иван пришел в кармелитский монастырь.
Он долго стоял у решетки. От цветных стекол было прохладно и полутемно: клонило ко сну. Жестко звенели мухи о железо.
Наконец он ее увидел. Голова девушки и впрямь была «золотой»: тяжелые, точно литые, волосы выбивались из-под скрывавшего лоб убора. Иван отдал письмо. Она положила руку на решетку вровень с плечом, и глаза ее чем-то напомнили ему Грустинку…
Лицо ее побелело, сделалось розовым, побелело опять.
— Ну вот! — сказала она. — Франческо жив!.. Как хорошо!
И в упор посмотрела на Ивана.
Он стоял перед ней, оробевший, грубый, смешной.
— Что ты за человек?
Рот его набух. Он молчал.
— Расскажи о Франческо.
Он опять не ответил.
— Ну, что же ты?
— В иной раз… Как привезу молоко…
— Какое молоко?! — в испуге закричала она.
Он, весь в поту, быстро пятился к дверям и тоже смотрел на нее со страхом…
В монастырском саду смутный гул кочевал по кронам дубов.
Он вбежал в чащу олив, притянул к губам ветку и, забирая ее в рот, стал жевать душистые, сырые листья.
Едва рассветало, он запрягал мула и гнал его к воротам монастыря. Дряхлый Батиста улегся в келье привратника и сказал, что ему очень хорошо, но работать он больше не станет.
Мул был оливковый, в прошлепинах; он стриг ушами и бил задней ногой. Дорога тянулась полями до большого, похожего на овцу холма. На нем открывался монастырь с густой синевой садов и белизной порталов…
Он сдержал слово. В один из воскресных дней Мариучча услышала краткую повесть о Франческо. Говоря с ней, он смотрел по сторонам и прятал глаза в пол. Она поняла, что он робеет, и сказала, смеясь:
— Приходи опять, только не смотри в пол и не будь таким робким…
Но он не пришел. Келья, привратник и мул скоро стали ему в тягость. Он хмуро подолгу слушал звон монастырских колоколов и смотрел исподлобья на тихих людей, бродивших вдоль стен с вечным шелестом ряс и костяным стуком четок.
Самые старые из них держались в стороне от всех. Молодые же собирались в саду, о чем-то спорили и совещались. До Ивана доносился крик, иногда ясно слышались слова угроз, и он спрашивал себя: к чему этим крепким, румяным парням затвор, когда им впору сидеть на коне либо ходить за плугом?..
Однажды с ним заговорил молодой монах. У него были веселые глаза. Его звали Паскуале. Они понравились друг другу.
Монах протянул Ивану книгу. Тот покачал головой.
— Хочешь, я научу тебя читать?
— Пожалуй, брат, обучи!..
Паскуале повел его в библиотеку…
С тех пор они часто сидели под низкими косыми сводами, пока медные волны Angelus'a
