Виталий подошел к своей Костиной. Рефлексов не было. Все-таки сделала по-своему! Но невозможно же только здесь и сидеть!
— Мария Андреевна, Костину срочно купировать!
— Она три минуты назад со мной разговаривала.
— Она уже в глубокой коме, а я вас предупреждал, что ей нужно только оглушение.
— Только сейчас с нею разговаривала.
— И все-таки немедленно купируйте, прошу вас.
Хотя это был приказ и Виталий постарался произнести его достаточно внушительно, сам он чувствовал, что не смог избежать просительного оттенка. Он злился на себя, но каждый раз это повторялось: Мария Андреевна подавляла.
На соседней кровати кричала и дергалась Щуплякова. Две санитарки держали ее, третья поминутно обтирала простыней, которая уже насквозь промокла от пота.
— Видите, как ее трясет, — сказала Мария Андреевна. — Я уж и амиталом подкалывала. Надо бы ей дозу прибавить.
Это говорилось просто так, потому что больная Люды, но был в этом и намек: вы, врачи, неправильно назначаете, а мы потом отдуваемся. Но Виталий не дал себя отвлечь и повторил — не хотелось, но пересилил себя.
— Начинайте купировать Костину.
Мария Андреевна что-то проворчала и начала с ожесточением раскупоривать бутылку с глюкозой — бутылка была тщательно запечатана; стерильно же! Потом перетянула руку Костиной жгутом и стала так же ожесточенно массировать предплечье — чтобы набухли и выступили вены. Но вены не выступали.
— Вот, пожалуйста, куда колоть? И зачем таким вообще инсулин назначают?
Виталий не видел, куда колоть, и сам купировать Костину не смог бы. Но он прекрасно знал, что Мария Андреевна видит и попадет, а ворчание это — лишний повод продемонстрировать свое превосходство. Еще недавно он в таком же положении начинал заискивать перед Марией Андреевной, говорил что-нибудь вроде: «С вашим опытом! С вашими руками!..». Но наконец устыдился и перестал. А сейчас, раздраженный на себя за то, что не смог избежать просительного оттенка в разговоре, сказал хмуро:
— Перестаньте вы, Мария Андреевна, кокетничать!
— Ха, я кокетничаю! — воскликнула Мария Андреевна, вонзая иглу, — Оказывается, я кокетничаю!
Она потянула поршень на себя, содержимое шприца окрасилось розовым.
— Кокетничаю, оказывается!
— Да-да, кокетничаете! — сказал Виталий и вышел из инсулиновой.
Он был доволен собой: все, с сегодняшнего дня он будет разговаривать с Марией Андреевной на равных!
В отделении смотреть больше некого.
— Ирина Федоровна! Ну, так идемте в сад!
— С вами, Виталий Сергеевич, хоть под электрошок!
