«Блюэльм» замедлил ход и развернулся. Бернисти сидел рядом с Берел и не отрывал глаз от экрана.
— Но почему, почему, почему?–допытывался навигатор Бландвик у картографа. — Почему кэйтяне не установили свою опеку?
— Видимо, по той же причине, что и мы — проглядели.
— Мы бороздили Галактику, облетали далекие планеты и не заметили у себя под носом жемчужину, — сказала Берел, искоса взглянув на Бернисти.
— А тут и работы всего — слегка изменить атмосферу, — подхватил он. — И вскоре эта планета превратится в сад.
— Но не будут ли кэйтяне против?–-спросил Бландвик.
— А нам какое дело?
— Вряд ли им придется по вкусу наша затея.
— Тем хуже для них.
— Они могут настаивать на своем приоритете.
— О нем нет никаких сведений.
— Но тогда...
Бернисти оборвал его:
— Бландвик, отправляйся каркать к подругам! Им всегда скучно, когда мужчины заняты делом, вот и ступай к ним со своим нытьем!
— Я знаю кэйтян,–стоял на своем Бландвик. — Любой успех Голубой Звезды — удар по их самолюбию. Они не смирятся с колонизацией Мараплексы.
— У них нет выбора, придется смириться, — заявила Берел с беззаботным смехом, из-за которого Бернисти предпочел ее остальным подругам.
— Ты ошибаешься! —с жаром возразил Бландвик, и Бернисти успокаивающе поднял руку.
— Там видно будет.
Вскоре радист Бафко вручил Бернисти три радиограммы. Голубая Звезда поздравляла его с открытием, Архивная Станция безоговорочно подтверждала права Голубой Звезды на Мараплексу. Третья депеша — с Кэй — видимо, была отправлена в спешке. В ней говорилось, что система Кэй до сего времени считала Мараплексу нейтральной, не подлежащей освоению планетой, поскольку Мараплекса находится между двумя мирами. Следовательно, ее отход к Голубой Звезде для Кэй нежелателен. Бернисти порадовался двум первым радиограммам и посмеялся над последней.
— По всему видать, их поисковики дали маху. Кэйтянам новые земли нужны больше, чем нам — уж очень быстро они плодятся.
Берел фыркнула.
— Поросятся, как свиньи. Их и людьми-то не назовешь.
— Если верить легенде, они люди. Говорят, и мы, и они — выходцы с одной планеты.
— Красивая легенда, но где она, эта планета, древняя, далекая Земля?
Бернисти пожал плечами.
— Я не верю в легенды. Сейчас наша планета — под нами.
— Как ты ее назовешь?
Бернисти задумался.
— Мы еще успеем подобрать ей имя, — сказал он наконец.–Можно назвать Новой Землей, в честь нашей прародины.
Наверное, постороннему человеку Новая Земля показалась бы холодной, суровой, негостеприимной. Над равнинами и горами выли ветры; кристаллы щелочных соединений, покрывающие огромные пространства, сверкали под солнцем. Но Бернисти сравнивал этот мир с неограненным алмазом, считая его классическим образцом планеты, пригодной для переделки. Он уже знал, что уровень радиации на ее поверхности невысок, в атмосфере нет галогенов и других ядовитых газов, а в почве–инородной органики, еще более ядовитой, чем галогены.
