— Вот, матушка то сударыня-царица, — сказала старая боярыня, — иконописец из Новагорода написал плащаницы образец, буде твоей царской милости угодно будет.
Иконописец поклонился до земли; царица взглянула на него, потом посмотрела на рисунок и сказала боярыне тихо:
— Выдать ему три рубля>{14}, пусть идет.
Боярыня сделала знак иконописцу, а тот, понявши, поклонился и вышел.
— Первый худог, — сказала боярыня, — матушка государыня-царица, и книжен вельми, у отца Сильвестра на воспитании вырос, когда еще отец Сильвестр был в Новегороде; и дал ему Бог дарование иконописное; живет, государыня, в Новегороде.
— Так он новгородский? — сказала царица. — Да еще у Сильвестра вырос? Не хочу! Не делать плащаницы по его образцу! И вперед чтобы мне из Новагорода не приводить ни на что мастеров, а паче из попа Сильвестра детенышей. Слышишь? Чтоб не было того. Нешто из иных городов отыскать не можно? Нешто в Москве нет достойных? Что это все из Новагорода, да из Новагорода? Новгород всему указ стал; и Богу-то по-новгородски заставляют молиться. Москва Новгороду глава и всем городам — так и в книгах написано. А нешто в Новегороде благодати больше: ростовские чудотворцы посвятее-то новгородских святых. Не чета Ростову Новгород, не то что Москве! Да ты что, нов городка, что ли?
— Матушка-государыня, — сказала боярыня, ведомо тебе, что я прирожденная московка, старого московского рода.
— Так сыщи иного иконописца, — сказала царица, — чтоб не из Новагорода, а паче чтоб не из Сильвестровых детенышей. Поп набирает себе на улице Бог знает кого да в люди выводит… А за его милостивцами никому хлеба достать нельзя. И в попы своих ставит и в подьячие ставит, да еще иконы пишут все его люди>{15}. Сыщи иного.
— Буди твоя воля, государыня-царица, — сказала боярыня.
В это время вошли в комнату двое братьев царицы, Григорий и Никита, единственные мужчины, имевшие право во всякое время входить в покои царицы.
Анастасия продолжала:
— А три рубля? Так им и пропадать по твоей вике! Коли бы ты сказала, что из Новагорода, я бы не велела и показать мне его образину с его образцом.
— Матушка-государыня, — сказала боярыня, — не гневись. Я верну эти три рубля, коли они напрасно потрачены чрез мою вину.
— Было бы на нищую братию раздать! — говорила царица. — Смотри-ко, три рубля ни за что взял! И так дерет за свою дрянную работишку — ни на что не похоже, а иные бедные чуть с голоду не помирают. Им надобно помогать, а не даром деньги бросать сильвестровцам; разжирел вельми попина, пусть бы из своих животов раздавал своим.
