Выносливость монголов повергает в трепет. В первый день нашего перехода погода была такой холодной, что Пол ехал в андской шерстяной шапке, а я как можно глубже натянул на голову армейскую шапку с флисовой подкладкой. Тем не менее мочки ушей у меня начали кровоточить в местах обморожений, вызванных просто-таки режущим ветром. Монгольские пастухи, наоборот, считали, что день выдался для весенней погоды приемлемо мягким. У дээлов очень длинные рукава, которые можно отворачивать на шесть дюймов ниже кончиков пальцев, как настоящие варежки, но монголы и не думали так поступать, а их головные уборы в виде шерстяных шляп или традиционных шапок со стальными навершиями оставляли шеи и уши открытыми. Вечером, когда разбили лагерь, мы с Полом поставили нашу маленькую горную палатку и раскатали двойные спальные мешки. Герел, Ариунболд и группа монгольских художников, а также волонтеры разместились в потрепанной брезентовой палатке. Но араты просто выбрали место, где от постоянно дующего ветра кое-как укрывали низкие кусты ивы со спутанными и лишенными листвы ветвями. Пастухи уложили седла на землю рядком, вплотную одно к другому, образовав символический щит от ветра, расстелили снятые с лошадей потники и легли под открытым небом, прижимаясь друг к другу, чтобы было теплее. Ночью температура упала до минус двенадцати, а из-за коэффициента резкости погоды, должно быть, было еще хуже. Однако в таких условиях, где людям менее закаленным грозила гипотермия, пастухи отлично выспались.
В четверти мили от нашей стоянки находилась так называемая «Могила Чингисхана»: на невысоком, поросшем травой холме стоял каменный саркофаг — четыре огромные каменные плиты, поставленные на ребро, образовывали боковые стенки того, что некогда было громадным гробом. Пятая плита, крышка саркофага, отсутствовала, да и боковины покосились. Столь скромный саркофаг никак не мог быть настоящей гробницей Чингисхана, к тому же по своему стилю вырезанные на каменных плитах рисунки относятся к более позднему периоду. Это было захоронение куда менее значительного монгольского вождя, жившего в другую эпоху, но тем не менее было понятно, почему выбор пал именно на этот холм. Место для последнего упокоения мертвого племенного вождя выбрали так, чтобы с него было видно все, что было самым важным в жизни правителя. Погребение расположено не на вершине, а немного южнее, на склоне, откуда открывается господствующий вид на широкую долину. Могила обращена к теплу солнца, от нее открывается вид на щедрые зеленые пастбища, на близлежащий источник воды и на просторную, защищенную от ветра открытую долину, где племя, вероятно, пасло без опаски табуны своих коней. Это великолепная картина, место на все времена, и я не могу представить себе места более прекрасного и подходящего для могилы кочевника.
