Моя беспокойная жизнь | страница 15



Ома делала все возможное, чтобы предотвратить окончательный разрыв между мной и матерью, и в то время была исключительно нежна и чутка ко мне.

Я особенно хорошо помню, как однажды накануне рождества я отказалась поехать к матери, где, как я знала, должна была встретиться с отчимом. Ома вошла в мою комнату, крепко обняла меня и подарила мне брошь, которой она дорожила больше всего. Это была камея с прелестным изображением богини Дианы с орденом Золотого руна. Камея была в золотой оправе с брильянтами и имела удивительную историю.

Она была подарена императором Францем-Иосифом барону фон Седлницкому. Ома была знакома с внучкой барона, которая унаследовала камею, а после смерти внучки Ома приобрела ее. Это был редкий экземпляр, поскольку богиня на камее была изображена в полный рост. Камея представляла также исключительный интерес и потому, что она была вручена фон Седлницкому вместо ордена Золотого руна, которым награждали только знатных аристократов. Орден Золотого руна был учрежден в 1429 году Филиппом Добрым и являлся высшей в Европе наградой для рыцарей.

Когда Ома приколола мне брошь, чтобы утешить меня в этот печальный день, она сказала: «Я хочу, чтобы ты всегда была счастлива, когда носишь ее». Я очень дорожила камеей до того самого дня, пока тридцать пять лет спустя она не была у меня похищена.

Мы были знакомы с довольно многими художниками, и я несколько раз позировала для портрета. У меня до сих пор хранится набросок Вальтера Клира, который я люблю больше всего. Анри де Бувар нарисовал меня маслом во весь рост. Другой наш друг-художник изобразил головку девушки с карими глазами, с янтарного цвета волосами и узким личиком. Как картина, она была потрясающей, но, зная, что у меня голубые глаза, белокурые волосы и круглое лицо, я была поражена, когда он сказал, что видит меня такой. Я никогда не понимала, что привлекает людей к модернистскому искусству, будь то искусство импрессионистов, футуристов или абстракционистов.

На предварительном осмотре выставки в Сецессионе, крупнейшей венской галерее современной живописи, я получила пригласительный билет на «Гшиас», известный шутовской маскарад богемы. Хотя хофбургский бал мне не понравился, мне очень хотелось попасть на этот новый праздник, представляющий собой апогей венского карнавала. С помощью одного способного студента-живописца мое белое атласное хофбургское платье было превращено в карнавальный костюм, в котором половина атласа была покрашена красками, так же как и часть моей кожи. Это было, конечно, оригинально, и с неохотного благословения Омы я отправилась в Кунстлерхауз, где знакомые комнаты с помощью смелых фресок были превращены в весьма привлекательную сцену. Я была очарована и напугана одновременно, и моей первой реакцией было побыстрее осмотреть все вокруг и стрелой помчаться домой, но прежде, чем я смогла выбраться из пестрой толпы, меня обнял за плечи апаш в маске. Со словами «ты моя» он увлек меня. Так началась моя первая любовь. Когда же через два года она закончилась, я осталась с подаренной мне маленькой таксой по кличке Плинкус и глубокой раной в сердце, залечивать которую пришлось долгие годы.