Проваливаясь в снег, подошел к самолету. От него остались лишь жалкие обломки. Вместо воздушного винта торчали рогаткой острые, расщепленные куски склеенного дерева. Левое крыло сгофрировалось и стало похожим на растянутый мех гармошки, правое перекосилось, дюраль почернел от дыма, - в нем зияли рваные отверстия. Мотор сорвало с болтов, и всей своей массой он въехал в кабину, раздробил приборную доску и наглухо прижал к сиденью ручку управления. Увидев это, я невольно вздрогнул: "Что стало бы со мной, если бы меня не выбросило из кабины?"
Стоя на крыле и рассматривая разбитую кабину, невзначай заглянул в сферическое зеркало, укрепленное в верхней части фонаря, за лобовым стеклом, и ужаснулся: на лбу, ближе к левому виску, зияла кровоточащая рана. Кровь залила лицо, левая глазница походила на сплошную кровавую массу. Я испугался не на шутку.
"Значит, глаз выбит. Вот и отлетался". Осторожно дотронулся до глаза. И мне стало легче: глаз, оказывается цел. Достав носовой платок, стер запекшуюся кровь с левого глаза и закрыл ладонью правый. Если не считать легкой туманной дымки, он видел, как и прежде.
Спрыгнув в снег, подошел к фюзеляжу, оторванному вместе с хвостовым оперением. Там находилась аптечка, бортпаек и лыжи с палками - все, что так необходимо. От аптечки почти ничего не осталось. Вата, как иней, залепила всю внутренность фюзеляжа. Бинты посечены осколками снарядов. К моей радости, флакон с йодом уцелел. Цилиндрической формы, он был изготовлен из толстого, небьющегося стекла. Перед сферическим зеркалом я оказал себе первую помощь. Затем достал бортпаек. Банки с мясной тушенкой изрешетили пули. Одна из пуль, пробив пять плиток шоколада, впрессовалась в шестую. Что касается галет, то они превратились в толченые сухари.
Прежде всего решил подкрепиться. Достал карманную флягу, отпил несколько глотков коньяку и съел полплитки шоколада. Однако от этого лучше не стало. С трудом, встал на лыжи, уточнил по компасу курс и, захватив остатки бортпайка, сигнальный пистолет, ракеты, двинулся на восток по целинному снегу, резавшему глаза нетронутой белизной.
Часа через полтора на пути выросла высокая сопка. Чтобы обойти ее, нужно было сделать большой крюк. Я решил перебраться напрямую. С неимоверным трудом удалось достичь вершины. Присев, осмотрелся кругом. Небо чистое: ни облачка, ни самолета.
Отдышавшись, снова пустился в путь. Томительно медленно тянулось время. Начал уставать и уже реже "форсировал" сопки напрямую. Неожиданно увидел след. "Да это же прошел Михаил Топтыгин, - мелькнула догадка. - Видно, война потревожила бурого хозяина, и он из своих лесных владений ушел в сопки".
