— Жаль, — произнес кто-то, — что сезон не позволяет нам попробовать несколько прекрасных свежих розовых гроздей.
— Постойте! — крикнул Андижос. — Не следует забывать, что в этом краю виноград священен и за кражу одной виноградной кисти придется заплатить отрезанным ухом.
Вдалеке виднелись городские башни и колокольни. Бордо!
Один из лакеев принес складное гобеленовое кресло и поставил его под большим деревом, бросавшим живительную тень на сверкающий от солнца перекресток.
— Садитесь, мадам.
Но у Анжелики не было желания сидеть. Она пыталась понять разговор д'Андижоса и его друзей, которые общались друг с другом только на своем южном диалекте.
— Мадам, мы должны съездить в город, — сказал ей Андижос. — Будьте терпеливы! Наши переговоры с властями могут занять несколько часов.
Собравшись в группу, окруженную двумя или тремя стрелками, всадники удалились.
Пользуясь случаем, чтобы размять ноги, Анжелика ходила взад-вперед, размышляя и обдумывая различные варианты. Она отвергла мысль вскочить на лошадь и умчаться прочь. Ее свита была многочисленной. Все они — слуги, форейторы и охрана — окружали ее почтительным вниманием, и почти у всех были лошади, значит, погоня будет недолгой. Кроме того, она сознавала, что никто из них не понял бы ее поступка. Она шокировала и испугала бы их. Они посчитали бы ее сумасшедшей. Нет, подобное поведение недопустимо. Должен быть другой выход.
Она ходила взад-вперед, иногда бросая взгляд на город.
Бордо!
В ее памяти всплывали воспоминания.
В монастыре урсулинок аббатиса несколько раз в год принимала у себя знатных господ. Эти люди, по большей части ее родственники, приезжали, чтобы поделиться новостями и сообщить о происходящем вне монастырских стен, за которыми монахини и молодые воспитанницы вели замкнутую жизнь, далекую от мирского шума и сражений.
После этих визитов аббатиса собирала старших. Она считала, что молодых девушек ожидает брак — если, конечно, будет на то воля Божья — с громкими фамилиями Франции и они должны быть в курсе тех событий, в которые их будущие мужья, без всякого сомнения, были замешаны. И чем громче было имя, тем громче был не только грохот орудий, но и политические интриги, и непростительные измены, которые могли омрачить их будущие свадьбы, ранее воображаемые лишь беспрепятственными, роскошными и — почему бы и нет? — в королевском присутствии. Надо было отдать аббатисе должное: она не одобряла беспорядков Фронды.
Король был божьим помазанником
