19 сентября арестовали Краснощекова, но Маяковский, отправляя Лиле письмо уже после этого события, которое не могло оставить его безучастным, не счел нужным уделить ему даже одного слова. «Дорогой мой и сладкий Лиленочек! — писал он. — Ужасно без тебя заскучал!! I! Приезжай скорее! <...> Без тебя здесь совсем невозможно! <...> Приезжай скорее, детик. Целую вас всех (Киса + Ося), а тебя еще и очень обнимаю. Твой весь...»
В Москве Лилю ждали статьи, опубликованные, из-за особой важности, сразу в двух центральных газетах: «Правде» к «Известиях». Это, собственно говоря, были не статьи, а официальное сообщение наркомата рабоче-крестьянской инспекции, подписанное самим наркомом Валерьяном Куйбышевым. «...Установлены, — утверждал нарком, — бесспорные факты преступного использования Краснощековым средств <банка> в личных целях, устройство на эти средства безобразных кутежей, использование хозяйственных сумм банка в целях обогащения своих родственников... <Он> должен понести суровую кару по суду».
Золотая подмосковная осень была в самом разгаре, и так мечталось продолжить пляжное блаженство дачным в обществе любимого человека. Вместо этого Лиля должна была носить ему передачи в Лефортовскую тюрьму. Дочь Краснощекова Луэлла переселилась к Брикам и стала теперь уже дочерью Лили. Не Лили, конечно, а ДЛЯ Лили, но суть от этого не меняется. Краснощеков болел, кроме вкусных вещей ему чуть ли не ежедневно носили лекарства по очереди то Лиля, то Луэлла. А внешне жизнь оставалась такою же, как всегда: все так же собирались в Водопьяном, спорили, рисовали, музицировали, острили, разыгрывали друг друга, читали только что написанные стихи, ссорились и мирились...
Очередная поездка за границу была задумана сразу же по возвращении из Германии. Теперь Лиля, похоже, просто не могла без Европы: к этому образу жизни привыкаешь, как к наркотику, и отказаться от него невозможно... Своих планов и в новой — неожиданной для нее — ситуации Лиля менять не собиралась, оставив Краснощекову, по его просьбе, томик стихов Уитмена. Он собирался его переводить в тюремной камере — тогда это еще позволялось, как в «кошмарные» царские времена. Арестованные революционеры писали, случалось, в крепостных казематах целые книги.
Уже в начале февраля 1924 года, едва отшумели скорбные дни по случаю смерти Ленина (пока они не закончились, советский этикет не позволял думать ни о чем мелком и суетном), Лиля отправилась в Париж через Берлин. Визы выдавали ей без труда — и выездные, и въездные. Со стороны советских властей этому не мешало то обстоятельство, что 31 декабря 1923 года Осип расстался с ГПУ— формально потому, что (так сказано в служебной аттестации) был «медлителен, ленив, неэффективен». Каждое слово этой триады можно понимать и толковать по-всякому. Какая, к примеру, «эффективность» должна и может быть в работе юрисконсульта подобного ведомства?
