…И простер Моисей руку свою на море, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь и сделал море сушею, и расступились воды… (Исх 14:21)
Что это было? Он был в благодати. Сиял во свете. Вот что было! Он тут же передал мне молитву. Я сразу вошел в его состояние.
Он меня не видел. Поверьте мне! — воскликнул отец Порфирий. — Я пришел в умиление и начал плакать. И ко мне, смиренному и недостойному, пришла благодать Божия. Как это объяснить? Он передал мне благодать. То есть благодать, которая была у этого святого, засияла и в моей душе. Он передал мне свои духовные дары.
Итак, старец Димас пребывал в исступлении. Он сделал это помимо своего желания. Он не мог скрыть своего духовного опыта. Хотя то, что я вам говорю, не совсем правильно. Не могу вам этого передать словами. Это был Божественный плен. Это необъяснимо. Это совершенно не подлежит объяснению, и если ты попытаешься это объяснить, то скажешь не то. Нет, такое не объяснить, не найти в книгах, не понять. Чтобы постичь, нужно быть достойным этого.
Старец Димас передал мне дар молитвы и прозорливости
В четыре часа ударили колокола, — вспоминал старец Порфирий. — Старец Димас услышал их звон, сделал еще несколько поклонов и прекратил молиться. Он присел на каменную скамейку — думаю, что она была сделана еще до построения храма. Приходит Макарудас — так мы ласково называли отца Макария. Он был шустрым и сладкоречивым.
Он был ангелочком. Как здорово он зажигал лампады! Как здорово он зажигал паникадило! А как красиво он гасил свечу за свечой! Как красиво он клал поклоны! Он просил прощения справа и слева, чтобы взять книги и канонарить. О–о, как я его любил! И он был достоин любви, потому что имел благодать Божию.
Итак, Макарий, Макарудас, вошел в главный храм. За ним открыл дверь старец Димас и тоже вошел внутрь. Он встал в стасидию, чтобы перед службой привести себя в порядок, полагая, что его никто не видел. А я спрятался в тени лестницы и незаметно, робко зашел в главный храм. Я пошел и приложился к иконе Святой Троицы. Потом повернулся и стал поодаль. При возгласе со страхом Божиим много отцов причастилось. Я тоже положил поклон и причастился. И в тот момент, как я причастился, ко мне пришла чрезвычайная радость, необыкновенное воодушевление.
После службы я уединился в лесу, исполненный радости и веселия. Безумие! Я в уме произносил слова благодарственных молитв, направляясь к каливе. Я с воодушевлением бегал по лесу, скакал от радости, в исступлении раскрывая руки, и громко кричал: «Слава Тебе, Бо–о–о–о–же! Слава Тебе, Бо–о–о–о–же!» Да, руки мои застыли, стали как кость, как дерево и раскрытые образовали вместе с телом крест.
