Линия Маннергейма | страница 40
Или вернулась не вовремя? Она хотела ехать в Питер сразу после выпускного, и билет был куплен. Она мысленно гуляла по питерским улицам, предвкушая новую жизнь. Настоящую жизнь. Но поездку отложили. Из-за этого дурацкого выпускного. Она и идти-то на него не хотела, но… Так принято. В шестнадцать лет трудно поступать согласно собственным желаниям. Да и зачем родителей обижать… И потом она делала в своей жизни вовсе не то, что хотелось лично ей.
Да, видимо, выпускной вечер и был той главной ошибкой…
На улице что-то загромыхало. Вздрогнув, Лера сообразила, что это, скорее всего, первый майский гром добрался и до их северных широт. Ну наконец-то, значит, лето близко. Она ждала этого дождя дней десять, синоптики все обещали грозовые ливни, но, как обычно бывает, всю декаду стояла жаркая солнечная погода. Теперь же, когда прогноз выдал информацию «без осадков», сразу же пошел дождь. «Ну чего бы им сразу было не пообещать солнышко, – подумала Лера, – тогда и дождь добрался бы до нас раньше».
И перед выпускным тоже шел дождь… Как давно это было! Воспоминания хлынули в нее вместе с ливнем за пределами «бункера». И она не пыталась отбросить их, как всегда поступала с тем, что было неприятно. Тогда… Они собирались на вечер, а за окнами…
…К шести стало ясно, что Белозеровы опаздывают. В небольшом приморском городке, где они жили, второй день лил дождь, и небо, прояснившееся было после обеда, к вечеру вновь заволокло тучами. Потоп за окнами не то чтобы мешал им в сборах, но некоторым образом отвлекал от дела. В доме гадали, прекратится ли ливень к вечеру.
– Какая подлость, – злилась шестнадцатилетняя Лера. – Весь июнь стояла дикая жара и ни разу не упало ни капли. А тут – на тебе, прямо сезон дождей.
Лера уродилась шатенкой со смуглой кожей, с которой целый год не сходил загар. Не в пример рано сформировавшимся одноклассницам она, казалось, состояла из одних конечностей и не имела никакого отношения ни к пробуждающейся женственности, ни к проблемам, со всем этим связанным. Она выглядела бесполой, словно ребенок, несмотря на то что вымахала за метр семьдесят. За глаза ее могли назвать жирафой, но в лицо никто никогда этого не делал: уж больно непонятным был ее взгляд – над таким обычно не смеются.
Глаза и впрямь удивляли: светлые, почти прозрачные, будто слегка подсвеченные льдинки с очень темной окантовкой – таким бывает ночное небо на юге. Края у этой полосы были неровными, они вгрызались в радужку, словно старались ее завоевать. А когда Лера злилась или волновалась, окантовка оживала и приходила в движение, быстро поглощая собой все пространство радужки, что вкупе с расширяющимися зрачками давало жутковатый эффект – глаза становились очень темными, почти черными. Это напоминало наступление южной ночи – раз, и дня как не бывало, сплошной мрак кругом.