Мы совпали с тобой | страница 18



глухо шумит улочка.

Я сижу,

расставив широко локти.

У меня в руках не карандаш,

а тоже – удочка.

Я, как вы, рыбаки,

пробую разное.

Мне

ленивую плотву ловить не хочется.

Я в поток ревущий удочку забрасываю, —

по тетрадному листу

круги расходятся.

Расходятся круги,

разбегаются…

А улов мой

вяло иглами ершится.

Над усталой головою

солнце катится,

в каждой капле отражаясь,

в каждой жизни…

Может, скажут:

«Ты ловить не умеешь!

Не всегда тебе

терпенья хватает…»

Нет, поймите, —

мне надоела мелочь,

мелочь!

А где —

она?

Где моя рыбка

золотая?

Где она —

неповторимая —

хоронится?

На какой такой глубине опасной?

Как вам ловится,

рыбаки?

Как ловится?

Я желаю вам удачи.

Удачи рыбацкой.

Творчество

Э. Неизвестному

Как оживает камень?

Он сначала

не хочет верить

в правоту резца…

Но постепенно

из сплошного чада плывет лицо.

Верней —

подобие лица.

Оно ничье.

Оно еще безгласно.

Оно еще почти не наяву.

Оно еще

безропотно согласно

принадлежать любому существу.

Ребенку,

женщине,

герою,

старцу…

Так оживает камень.

Он —

в пути.

Лишь одного не хочет он:

остаться

таким, как был.

И дальше не идти…

Но вот уже

с мгновением великим

решимость Человека сплетена.

Но вот уже

грудным, просящим криком

вся мастерская

до краев полна:

«Скорей!

Скорей, художник!

Что ж ты медлишь?

Ты не имеешь права

не спешить!

Ты дашь мне жизнь!

Ты должен.

Ты сумеешь.

Я жить хочу!

Я начинаю

жить.

Поверь в меня светло и одержимо.

Узнай!

Как почку майскую, раскрой.

Узнай меня!

Чтоб по гранитным жилам

пошла

толчками

каменная кровь.

Поверь в меня!..

Высокая,

живая,

по скошенной щеке

течет слеза…

Смотри!

Скорей смотри!

Я открываю

печальные

гранитные глаза.

Смотри:

я жду взаправдашнего ветра.

В меня уже вошла

твоя весна!..»

А человек,

который создал

это,

стоит и курит около окна.

«Кем они были в жизни…»

С. Красаускасу

Кем они были в жизни —

величественные Венеры?

Надменные Афродиты —

кем в жизни были они?..

Раскачиваясь,

размахиваясь,

колокола звенели.

Над городскими воротами

бессонно горели огни.

Натурщицы приходили

в нетопленые каморки.

Натурщицы приходили —

застенчивы и чисты.

И превращалась одежда в холодный

ничей комочек.

И в комнате становилось теплее

от наготы…

Колокола звенели:

«Все в этом мире тленно!..»

Требовали:

«Не кощунствуй!..

Одумайся!..

Отрекись!..»

Но целую армию красок

художник

гнал в наступленье!

И по холсту,

как по бубну,

грозно стучала

кисть.

Удар!

И рыхлый монашек

оглядывается в смятенье.

Удар!

И врывается паника

в святейшее торжество.

Стекла звенят в соборе…

Удар!

И это смертельно для господина Бога

и родственников его…

Колокола звенели.

Сухо мороз пощелкивал.