Издавая отвратительные чавкающие звуки, скелет качнулся назад, схватился за спицу. Недовязанная розовая пинетка болталась перед дырой, на месте которой когда-то был нос. Мэдди наблюдала, как морской слизняк выполз из каверны и перебрался в пинетку, оставляя за собой слизистый след.
Джек наткнулся на комод, который они купили на распродаже вскоре после свадьбы. Она никак не могла решить, покупать – не покупать, и Джек, рассердившись, поставил ее перед выбором: или она покупает комод и они ставят его в гостиной, или он заплатит двойную цену и разрубит этот чертов комод на дрова. Разрубит…
Разрубит…
Скелет упал на пол, с громким хрустом переломился пополам. Правая рука вырвала из глазницы вязальную спицу, выпачканную в разлагающемся мозге, и отбросила в сторону. Верхняя половина скелета поползла к ней. Вновь угрожающе клацнули зубы.
Она подумала, что он пытается улыбнуться, но тут ребенок шевельнулся вновь, и она вспомнила, как устало звучал его голос на распродаже у Мейбл Хэнретти: «Ради Бога, Мэдди, купи ты его. Я ужасно устал. Хочу пойти домой и пообедать! Если ты не купишь его, я дам старой карге двойную цену и изрублю его на дрова моим…»
Холодная влажная рука ухватила ее за щиколотку. Челюсти раскрылись, чтобы укусить. Убить ее и убить ребенка. Она вырвалась, оставив мертвяку только шлепанец, который он изжевал и выплюнул.
Когда она вернулась из кладовой, он уже заполз на кухню, вернее, его верхняя половина, таща компас по плиткам пола. Он обернулся на звук ее шагов, в черных глазницах застыл какой-то идиотский вопрос. Она не стала думать, что это за вопрос, а просто хватила топором по черепу.
Череп разлетелся надвое. Ошметки сгнившего мозга полетели во все стороны, как протухшая овсянка, вместе со слизняками и морскими червями, которые его подъедали. Жуткое зловоние наполнило кухню.
Однако его руки продолжали скрестись по плиткам пола.
Она вновь взмахнула топором… и еще раз… и еще…
Наконец, всякое шевеление прекратилось.
Острая боль пронзила живот, на мгновение ее охватила паника: «неужели будет выкидыш?» Но боль ушла. Малыш пнул ее ножкой, сильнее, чем раньше.
Она вернулась в гостиную с топором в руке. От него пахло требухой.
Ноги – вот чудо – держали ее.
– Джек, я очень любила тебя, – вымолвила она, – но это не ты.
Следующим ударом она развалила таз. Топор разрубил и ковер, лезвие вонзилось в дубовую половицу.
Ноги разделились, но трепыхались еще добрых пять минут, прежде чем начали успокаиваться. Наконец, замерли даже пальцы.
