– Кто ты, приятель? – спросил он.
– Я никто, просто никто, у которого были причины устроить так, чтобы ты оказался там, где ты есть, – ответил я.
И вдруг – с пугающей, завораживающей внезапностью – Долан спросил:
– Ты Робинсон?
Меня как будто саданули под дых. Как быстро он вывел правильное заключение, просеяв все полузабытые имена и лица и точно выловив нужное! Он животное, подумал я, с животными же инстинктами. Я не знал и половины правды об этом человеке. И хорошо, что не знал. Потому что, будь все по-другому, у меня никогда не хватило бы дерзости для осуществления задуманного.
Я сказал:
– Мое имя не имеет значения. Но ведь ты понимаешь, что сейчас будет?
Истерик со сломанными ногами завопил с новой силой – булькающие, хлюпающие звуки, как будто его легкие были полны воды:
– Вытащи меня-атсю-уда, Джимми! Выт… ааа! Ради Бо… а!!! Ноги сломаны!!!
– Заткнись, – повторил Долан. А потом, обращаясь ко мне: – Я тебя плохо слышу, этот идиот так орет.
Я опустился на четвереньки.
– Я спросил, понимаешь ли ты, что…
Тут у меня в голове пронеслась картинка. Волк, одетый Бабушкой, говорит Красной Шапочке: «Подойди ближе дорогая, я плохо слышу». Я пригнулся как раз вовремя. Прозвучали четыре выстрела. Даже для меня они были очень громкими – в машине скорее всего они были просто оглушительными. На крыше «кадиллака» открылись четыре черных отверстия, и что-то рассекло воздух в дюйме от моего лба.
– Я достал тебя, ублюдок? – спросил Долан.
– Нет.
Вопли охранника перешли в маловразумительное нытье. Он сидел спереди. Я видел его руки, бледные, как руки утопленника, слабо шлепавшие по лобовому стеклу, и распростертое тело рядом с ним. Джимми должен был его вытащить, ведь он истекал кровью, боль была страшной, ужасной , невыносимой, да ради Бога, он раскаивался во всех своих грехах, но это ужаснее…
Еще пара громких хлопков. Человек на переднем сиденьи замолк. Его руки отвалились от лобового стекла.
– Вот, – почти спокойным голосом сказал Долан. – Теперь он не будет нам мешать, и мы можем нормально поговорить.
Я молчал. Внезапно навалилась растерянность и чувство нереальности происходящего. Только что он убил человека. Убил . Ко мне снова вернулось стойкое ощущение, что, несмотря на все предосторожности, я все-таки недооценил его и мне повезло, что я вообще еще жив.
– Хочу сделать тебе предложение, – сказал Долан.
Я по-прежнему молчал…
– Дружище?
…и молчал…
– Эй, ты! – Его голос слегка дрожал. – Если ты все еще там, отзовись! Я тебя не укушу… Тем более – отсюда…
