Девушка снова встала, подошла к пустому камину, затушила сигарету, окурок сунула к спичкам, а коробок спрятала на дне сумочки. Потом достала пудреницу и окинула взглядом свое отражение в маленьком зеркальце. Зеркал в монастыре было немного, а отражение в покрытом пудрой стеклышке оказалось смазанным. Что о ней подумает Джеймс Мэннеринг? — лениво размышляла она. И что она подумает о нем? А что можно думать о человеке, которого никогда не видела? И на которого внезапно возложили ответственность за тебя?
Она откинула в сторону неаккуратно подстриженную каштановую челку, свисавшую на лоб. На ее взгляд, ничего красивого в оливковой коже и больших карих глазах не было. Ее брови и ресницы были черными — это она считала большим преимуществом, ведь девушкам разрешали пользоваться только пудрой и губной помадой, и то в минимальных количествах. Волосы у нее были длинные, густые и шелковистые, особенно когда она их тщательно расчесывала, но поскольку они всегда были заплетены в косу, никто не мог оценить их по достоинству.
Вздохнув, Домине убрала пудреницу и принялась сочинять, что она скажет Джеймсу Мэннерингу, когда тот приедет. Трудно было решить наверняка, как вести себя с ним, — она почти ничего о нем не знала. Разумеется, поскольку он был сверстником ее отца, ему должно быть за сорок; его профессия — драматург — не очень воодушевляла. Скорее всего, он ужасно «авангардный» и будет сыпать всякими жуткими длиннющими прилагательными, которые она слышала от художников в местном кафе-баре каждый раз, когда с парочкой подруг ходила в город по особым случаям вроде чьего-нибудь дня рождения. Девушка решила, что он должен приходиться ей дядей, хотя их не связывало кровное родство. Ну почему, почему дедушка Генри сделал это? Чего он хотел добиться? Столько лет отказывался признать его своим сыном — и вдруг сделал наследником!
Она покачала головой. Не то чтобы ее особо беспокоили деньги, только будь она на полгода старше — все было бы гораздо проще. Тогда ей уже было бы восемнадцать и она могла бы отказаться от чьей бы то ни было помощи.
А пока ей ничего не оставалось, кроме как подчиниться условиям завещания дедушки. Она не присутствовала на его похоронах и даже ни разу не бывала в «Грей-Уитчиз», дедушкином поместье в Йоркшире, где он жил девять месяцев в году. Остальные три он посвящал Домине, и в это время они ездили в отель в Богноре, который стал единственным ее домом, кроме монастыря. Там они проводили все пасхальные, летние и рождественские каникулы за последние девять лет.
