- Ты лжешь! - ответил Герхард. - Ты ведь уверен в существовании любви, которая переживет всё: ты, значит, преодолел смерть, и время, и вечность... Вы, гордые и опьяненные, строите свои церкви и гробницы с устремленными вверх формами. - -
- Герхард, - сказал Скульптор, - почему ты не замечаешь нашей убогости...
- Подумаешь! - возразил тот. - Вы даже истлевать будете в своем кругу. А мне и с этим придется справиться в одиночку...
Я почувствовал, что он в это мгновение преодолел свой страх. Его лицо стало спокойнее, складки на лбу разгладились. Он выпил еще немного вина, съел что-то и теперь молчал.
Пока все это происходило, свечи оплывали - медленно, медленно. И ветер кружил вокруг дома... И звезды следовали по своим орбитам, не сбиваясь с пути... Так лучше, наверное, - что они ни в чем не принимают участия. Что ждало бы нас, если бы еще и они ужаснулись?! Во мне обосновалась неописуемая тоска. Меня - в духе моем - отвели в пустыню, и чей-то голос упорно кричал мне в ухо: «Что же мы должны делать?!»
И всякий раз хотел пробиться к губам ответ: «Отбросить от себя свою жизнь...» Но как только он набухал во мне, я понимал: это никакой не выход, не выход... Однако все другие пути суть крестные пути терпения: на них нас ожидают вещи, которые не зависят от нас и не нами сотворены. Я слышал это в себе - как шуршание в мышином гнезде; это было трогательно, как писк мышат, и ужасно, как крики тех же мышат, когда похотливый мышиный самец приходит и пожирает их, чтобы потом без помех сосать молоко самки. Я ощущал это как трепыхание жеребят, когда они сосут молоко кобылы и быстро дергают головой, совершают это одно движение. Откуда такие картины, которые я не вызывал сознательно?! Просто я понял, что все открытые перед нами пути зависят от вещей, над которыми мы не властны.
Повадки рыб на морском дне не собьют меня с толку, как и поведение в танцевальном зале парней, лишь по видимости пылко влюбленных в своих подружек. Пыл этот - от периодических приливов в крови, но сама-то кровь - не от них. Им не по силам ни увеличить стремление к производству потомства, ни уменьшить его. Они меня с толку не собьют, их пот воняет!
«Что же мы должны делать?!» - «Ничего, ничего!» Парни в танцевальном зале, которые знай себе веселятся, уже делают более чем достаточно. Тот, кто не умеет держать свою кровь при себе и расходует ее на женщин, - стервец!
Тут некто с серыми сухими ладонями, с красно-зелеными переливчатыми глазами встал передо мной и издал вопль - вопль, который заполз мне в уши, и потом проник в кровь, и потом - в костный мозг, в костный мозг... в костный мозг!
