- Я знал, Мастер, что когда-нибудь вы найдете обратную дорогу к нам.
Я уставился на него, хотел что-то возразить, но тут вокруг нас собралась небольшая толпа, другие люди тоже брали меня за руку и произносили по нескольку слов. Я хотел вспомнить их, бормотал имена... Напрасно, имена были явно неправильными. Я видел, что в лица стоящих вокруг впечатался ужас. Я не сумел с собой справиться, и внезапно мой голос уподобился голосу того чужака: я завыл, как воют собаки. Тогда все лица обратились в ту сторону, куда унесли чужака, хотя голос-то был моим. Но они этого не поняли. Потом мы пошли по дороге, вымощенной гладкими обтесанными камнями, и, уже прошагав порядочное расстояние, увидели мчащийся навстречу экипаж, запряженный четверкой белоснежных лошадей. Поравнявшись с нами, он остановился, и молодой человек, который все еще держал одну мою руку, сказал, что теперь мы с ним должны сесть. Как только мы устроились внутри, лошади рванули с места. Я чувствовал себя, как если бы был молнией, прорывающей тучи, или Богом, парящим в небе, или Люцифером, проваливающимся из-за своего гнева сквозь все миры.
Вероятно, человек, сидевший рядом со мной, уже долго что-то говорил, но я его не слушал. Можно ли требовать, чтоб мы в одно мгновенье преодолели все миры, и должно ли это происходить вне времени? Ах, законы... Законы, которые я знал, законы мира, более не действовали. Сосредоточься, сосредоточься! Человек говорил, говорил, он говорил о крике. Да: говорил, что там на пристани был некий актер. Тот, дескать, может актерствовать как угодно, но никогда не кричит. Значит, кричал только я. Но человек продолжал говорить и сказал еще, что с этим актером трудно играть, потому что играет он очень хорошо - и когда, скажем, должен кого-то поцеловать, кусает так, что кровь брызжет струей. Но после сам он будто бы умирает, в каждой пьесе. Больше я ничего не понял. Внезапно я спросил своего собеседника любезнейшим голосом на свете:
- Так он, значит, актер по призванию?
- Да, - ответил этот человек.
И потом надолго умолк. Я почувствовал, что между нами вклинился какой-то незримый предмет: белые кобылы все так же мчались вперед, но незримое рассекло экипаж надвое, по центральной оси. Две лошади - мне, две - ему, но мы с ним едем вместе только в силу случайности, а у ближайшего угла разделимся. Экипаж разлетится вдребезги, появятся существа, словно сотканные из синего сернистого пламени, Боже... Боже... Я схватил этого человека за руку... И тогда кошмарное видение исчезло. Он заговорил снова: дружелюбно сказал, что чужаку тому некого любить... И я внезапно с ужасом понял, что, произнося эту фразу, он имел в виду меня.
