— Кто твой отец?
— Подполковник азовскаго пехотнаго полка.
— Жив?
— Никак нет, давно умер.
— Хорошо.
— Рад стараться, ваше превосходительство.
— А твой кто был отец?
— Полковник и командир перваго баталиона великолуцкаго пехотнаго полка.
— Жив?
— Никак нет, ваше превосходительство, давно умер.
— Хорошо.
— Рад стараться, ваше превосходительство.
Неизвестно, к чему относилось «хорошо» его превосходительства, к тому ли, что командир перваго баталиона великолуцкаго пехотнаго полка давно умер, или к тому, что спрашиваемый отвечал бойко. Повидимому, допрос скоро наскучил генералу, он начал пропускать по нескольку человек и, наконец, остановился против меня.
— А твой кто был отец?
— Не могу знать, ваше превосходительство!
Генерал весь побагровел, точно незнанием своего отца я нанес ему личную обиду и крикнул громовым голосом:
— Высечь его, каналью! потомственный дворянин и ефрейтор, а не знает кто был его отец!
Затем он уже никого более ни о чем не спрашивал. Все офицеры баталиона, имея во главе баталионнаго командира, шли гурьбой за генералом, и он, оборачиваясь к ним, повторял еще несколько раз: «секите их всех, канальев, это главное и необходимое», на что офицеры, взяв под козырки, униженно кланялись, как бы говоря «будьте благонадежны, ваше превосходительство, будем отлично сечь, да мы же больше ничего не делаем». Затем генерал уехал.
Пораженный словами Клейнмихеля, я стоял, как говорится, ни жив, ни мертв, предполагая, что после смотра сейчас же начнется секуция; но ротные командиры, обявив нам двухдневный отдых, разошлись по домам и пять дней никто из них не являлся к нам в лагерь. Говорили, что они, на радостях, в ожидаши наград, кутили. Выло радостно и весело целому баталиону, мучился и плакал только я один, в ожидании секуции; я потерял даже аппетит и перестал ходить в столовую. Напрасно Иван Антонович утешал меня, говоря, что выпросить мне помиловате у ротнаго командира; я этому не верил, а тут, как на зло, приключилось и другое горе. Иван Антонович начал меня допрашивать:
— Как же это в самом деле, братец, ты не знаешь, кто был твой отец?
— Да почем же мне знать, — отвечал я, — когда никто и никогда не говорил мне, кто был мой отец, после котораго я отстался всего одного года от рождения, а вот отчима я помню хорошо.
— Ну, ты бы и валял его и сошло бы отлично, а то не могу знать; однако, я завтра пойду к старшему писарю, я с ним знакомь, узнаю, кто был твой отец. Я полагаю, что он был генерал, потому что ты, умница.
